Анна Крещановская - Беги, девочка, беги…

А по небу такие облака…
Так и манит разбежаться — и влёт.
Но меня держит мамы рука,
Она мне улететь не даёт
Навсегда, в облака, где покой.
Даже ветер там ластится как
Верный пёс.

Моя мама рукой
Разгоняет сгустившийся мрак.

Сегодня небо подобно молочному киселю:
Густое, вязкое и невероятно сладкое.
Слушают Моцарта и лакомятся небом в раю
Ангелы. Они на лакомство очень уж падкие.
Пожалуй, это единственная их страсть,
За эту слабость их даже люди не осудят.

А я ловлю губами снежинки и наедаюсь ими всласть.
Люди проходят мимо, смеются и, наверное, любят
Меня за то, что я осуществляю их мечту.
Каждый мечтает наесться снежинок досыта,
Каждый мечтает ловить их, открыв рот, на лету…

Ангелы едят небо и слушают Моцарта.

Не случилось этой любви,
И звезда на небе не вспыхнула.
Может быть, если б ей помогли…
Но не стоит об этом. Выхлопы
Бранных слов ей вдогонку неслись.
Их стерпела, тоскливо присела
На подмостки, где множество лиц
Всё пытались в усердии смелом
Проиграть в скверной драме любовь.
Зритель хлопал и даже сморкался
Потихоньку в платочек, и вновь
Умилялся игре, умилялся…

А за окнами снова зима,
Сумрак, снег и крепкий мороз.
Стынут лужи ноябрьских слёз
И всё ярче сверкает луна.

Мне бы только не спятить с ума
В своём вое от вечной тоски,
Когда душу рвёт на куски
Новоявленная зима.

Я рыжая чайка, летящая берегом моря.
Мне солнце окрасило перья в червонный колор,
Когда я с товарками буднично, матерно споря,
Взметнулась орлицей к светилу, не пряча свой взор.

О, как я торжественно, в небе купаясь, стремилась
Удрать от уклада, причалить к иным берегам.
Я солнцу сестрица, — так мне бесхитростно мнилось, —
А, значит, единокровна и прочим богам.

Мне солнце при встрече, безжалостно перья целуя,
Открыло объятья, забрызгав сусалем глаза.
В экстазе я пела, кричала, смеялась, жила! — Аллилуйя! —
И познавала в феерии света все чудеса.

И вот, ослеплённая счастьем от пламенной встречи,
С подпалиной в перьях и с чистой, открытой душой,
Я берегом моря лечу, сохранив этот опыт навечно:
Гореть, но лететь за своей сумасшедшей мечтой.

Её глаза, как то мрачное небо,
В которое она вперила странный взгляд.
Её зрачки неподвижны. Она ослепла,
Ожидая счастья тысячу лет подряд.
А может быть, год или два,
Только это неважно.
Важнее, что горе — это не навсегда.
Она справлялась с горем весьма отважно,
Справилась и поняла — горе всего лишь вода.
Ей бы теперь откусить кусочек от сладкого счастья,
Но счастье всё не пекут. Проходят года…

— Кондитер небесный, прими в ней участие:
Открой ей слепые глаза.

Я увидела жизнь в нежном жемчуге утра:
Словно роза цвела ледяная заря,
И небесная гладь разлилась перламутром…
В этот час мне, поверь, не хватало тебя.

Ты бы тоже увидел, что небо Сибири
Может нежно сверкать перлом южных морей.
В этом небе, как птицы, русалки парили
И, представь, к ним матросы неслись с кораблей.
Песнь русалок (ты слышал?) приводит на пытку:
Царь морской вырывает пришедшим сердца.
Но идут моряки за ничтожной попыткой
Испытать страсть русалки. Немилость отца
Им уже не страшна, если вдруг улыбнулась
Дева южных морей, став для них роковой…

Я увидела это, как только проснулась.
Я хотела, чтоб ты в этот час был со мной.

Мой кофе стыл… Я читала книгу…
Светила лампа у изголовья…

Сосредоточившись на интриге
Сюжета из средневековья,
Я шла сквозь время на злую пытку.
Мой инквизитор, нахмурив брови,
Следил за тем, как цветёт улыбка.
А он надеялся, маску боли
Она примерит. Но вышло вовсе
Не так, как он по-садистски чаял.
(В его груди на персидском ворсе
Ледовый ком невзначай растаял).
Она, взошедши на гильотину,
Окинула гордым взглядом свору
Людей, которые, как скотина,
Стадами шли поклониться богу
(Тому сегодня кидали в жертву
Рыжеволосую ведьму Анну).
…Но инквизитор не хочет смерти?!
Но инквизитор вдруг очень странно
Себя ведёт: разрывает путы,
Стянувшие нежный круг запястий,
Предотвращая людскую смуту,
Приносит в жертву, сочтя за счастье,
Своё влюблённое сердце бога.
(Толпе не важно, чья кровь прольётся)…

Мой кофе стынет… Моя дорога
Всё дальше от гильотины вьётся.
(Ты из толпы, что глумится скопом
Над тем, кто мыслит в ином аспекте?
Мне жаль тебя, ты под общим гнётом.
Беги от ведьмы с попутным ветром).

Вопрос внедряю в эпилог:
Кто в сей истории истинный бог?

Баловаться плюшками,
Пить имбирный чай
С лучшими подружками,
Вспомнить невзначай
Прожитые горести,
Скорбь и неуспех…

Если уж по совести:
Тянет нас на смех
От чайка имбирного.
Нечего скрывать:
Мы чуточек винного,
Граммов сорок пять,
В чае поразбавили.
Плюшки — в закусон.
Благодать прославили
Под стаканный звон.

Кого-то прощаю, а с кем-то прощаюсь
В канун новогодний. Вперёд
Я зорче смотрю, в погрешностях каюсь,
И снова готовлюсь в полёт.

Я против баталий, я против побоищ,
Я против драчливых умов.
Я против того, что ушаты помоищ
Из бранных и яростных слов

Взамен созиданий, творений, шедевров,
Беззлобия и доброты,
Как снег оседают на взвинченных нервах,
И в том мы не чуем вины

Своей. Но гнобим за обиды кого-то.
Я против бессмысленных войн.
Я против того, что чужие ворота
Закрыты, как следствие бойнь.

Кого-то прощаю, а с кем-то прощаюсь.
Простите… прощайтесь со мной…
Я новому году во всю улыбаюсь,
Приветствую мир и покой.

Всё прожитое, словно черновик.
Смотрю вперёд, в глубины настоящего:
И грёзы освежают, как родник,
И будущее видится блестящим мне.

Всё сбудется: признание, любовь,
Здоровье близких, счастье в общем мире…
Мечты, как прежде, будоражат кровь,
Сквозь призму дум вселенная всё шире.