Тания Лагута - Я права

Её сожгли, и пепел лёг под ноги
Твои и той, мои и тех. Смотри.
О, вы, идущие, спешащие в дороги
Для перемен, измен! Всего лишь три,

Три слова я прошу вас вечно слышать:
«Душа всего ОДНА! Душа ВСЕГО одна!»
А ангелы, что в наши души дышат
Не зря мне не давали тронуть дна.

Уехать надо! Правда, ненадолго…
Покинуть дом, наполненный любовью.
Но почему так больно и так колко
Душе становится? Как будто кровью

Сочится рана… И откуда взяться ей?
Но с каждым часом всё тревожней и больней.
И перспективы путешествий даже
Уже не радуют и не влекут меня…

Я знаю, отчего был ужас у коня
В глазах, и ржанье скорби полно!
И отчего так горько стонут волны,
Откатываясь от родного брега.

И отчего, вкушая плод побега,
Последней ночью в камере своей
Тот узник плачет, зная, что вольней
Его не будет завтра существа на свете!

Тоскуют все, кому расстаться на планете
Придется завтра или было суждено
Вчера. Кто знал и знает, что теперь окно,
Которое являло вид любимый

Его очам, его душе ранимой,
Воспоминаньем станет навсегда…
Кто знал и знает, что летящие года
Всё унесут, как реки в половодье.

И уезжая вновь, в седле поводья
Уж натянув, рыдает сердцем каждый,
Кто знает, что теперь на миг, но вот, однажды,
Со всем и всеми он простится навсегда.

Вот так, то вбивая в голову иностранные слова,
то в сердце всаживая чужие чувства,
я как будто бы не жила, а «слыла»..
Ничего не наполнила, правда, всё, по-прежнему, пусто

Я как будто бы не жила, а умудрялась жить.
Призывая Бога, то на помощь, а то в свидетели,
я хотела только любить, любить, любить, любить,
наплевав на другие все добродетели.

И, видя, как большие, не такие как я, поэты
разговаривают с Богом запросто,
я сердилась на них… И злость моя эта
по сути была просто завистью.

А теперь, когда собственные ничтожность и одаренность
примерно одинаково поняты,
я жалею только о твоей, Господи, удаленности
и о том, что надежды на тебя попраны.

И знаю, мне впредь будет особенно трудно.
Я буду не жить, а как будто бы возвращаться…
Но я помню всегда, помню же я подспудно,
тебе, Господи, не хотелось со мной прощаться

А вот и гамма
Из самых сильных, но ясных
чувств.
Не нужно шума и злого гама,
В уста из уст
Я передам вам всю эту гамму,
Но лишь до «си»
Не иму сраму, не иму сраму
Мой Бог еси.
Еси на небе, еси и в сердце,
Свидетель мой.
Сыграем скерцо? Сыграем скерцо,
Ведь, ты немой.
Я говорлива, веду я речи…
Вот это «до» —
Страдание в жестокой сечи.
Стерплю и то, что «ре» простонет —
Презренья звуки галдят во мне,
Хоть знаю точно, о том не стоит
Кричать во сне.
Но вот спасенье моё, ты слышишь,
Ты слышишь «ми»?
Какое счастье, что рядом дышишь!
Меня возьми,
Возьми с собою. Куда? Не знаю.
Куда-нибудь.
Знать не желаю того я даже,
Куда наш путь.
«Фа» слышишь? Жалость. Такая
жалость
Поёт во мне.
Тебя мне жалко. Пусть это —
малость.
Когда в огне
Безумной страсти, себя не помня,
Ты весь горишь,
Тебя жалея, сбиваю пламя
И плачу лишь.
Другая нота и нашей жизни
Крутая соль.
«Соль» — это просто ни что иное,
Как сердца боль.
Дошли, допели, и пусть не вместе,
До звука «ля»
Себя лишаю я этим чести —
Люблю тебя.
«Си» — покаянье, печали сумрак,
Прощенья зной.
Пред аналоем ты чистый отрок.
Молись иль пой
Мне «аллилуйя». Ты знаешь ноты.
Их ровно семь.
Не плачь же! Что ты! Не плачь же,
что ты!
Не надо всем
Знать даже ноту, не то, что гамму
Из чувств твоих.
Стыдлив ты, милый. Не иму сраму
Я за двоих…
___________

«До» верхнее? «До» верхнее —
Истошный визг.
Тебе, любимый, не спета гамма
Предъявлен иск.
И казнь назначена. Вот стрелы.
Мишень для стрел —
Ты, потому лишь, что милой деве
Вослед смотрел.

Покоя не даёт воображение!
Воспоминания мои разбудят грёзы.
И, взявшись за руки, устроят те кружение
Вокруг меня. И, не меняя позы,

Перенесусь в Бахчисарай к фонтану,
Ладонь подставлю под кинжал и струи.
Через мгновение епископскому сану
Я поклонюсь на площади и всуе,

В толпе, что жаждет от него благословения,
Про сына крикну, и старик меня услышит.
И над истерзанным закончатся глумления.
Он не погибнет. Он свободой дышит!

Но я не с ними. Я во льдах, и рядом
Со мною те, чей подвиг всем известен.
Их холод губит сна надежным ядом.
Мой дерзкий крик и здесь вполне уместен.

Я добужусь! Я их уже спасла.
Теперь на бал, мороженое на пол.
И Нине жить! Куда бы занесла
Фантазия меня… Ну тут малыш заплакал.

Я думаю о ерунде,
Не думать чтоб о самом
главном,
Об основной своей беде,
О том, что моей жизни славной

Придёт когда-нибудь конец
И я умру, хоть в Бога верю.
О, смерть удачливый ловец,
Не вырвешься. Когда за дверью

Я в одиночестве, все думы
(мысли)
О ерунде, о ерунде…
Я так на мягких лапах пумы
(рыси)
Прочь следую?.. О, нет! К беде!

Если ты раньше, лучше и дольше,
То уходи, не люблю тебя больше.
Если честнее ты и благородней,
То уходи. Я сама себе сводней

Стану. Всё просто, не та я, не та.
Боже, сойди на него немота!
Боже, зевота его одолей!
Сладостью лени уста ему склей,

Боже! Зачем мне то знать, что я хуже?
Вот отражается солнышко в луже.
И от меня отражается луч!
Милый мой, будь же силён и могуч

Будь снисходительным, будь ты
мужчиной!
Чтоб обусловлено этой причиной
Было моё совершенство потом,
А не упреков бездарным трудом.

Пожар заката. Диск неразличим
Среди оранжевого пламени над лесом…
Привычно мы светило наше чтим.
Как дети, с неподдельным интересом

Туда глядим, откуда луч живительный
Приветом дня последний раз блеснет.
Волшебный этот миг и удивительный!
Душа щенком с любовью к Богу льнёт.

На руки мою душу, как щенка,
Как будто взял Господь и теребит за ухом
И, показалось, жизнь — проста, легка…
И, чтобы ни было, не упаду я духом!

Так старость мудрая (а старость жизни
вечер) В закатный час теплом осветит лица.
И знаешь вроде, что и сам не вечен,
Но хочется, и плакать и молиться.