Светлана Ермолаева - Реквием по Высоцкому

Как бич или нищий, скитаясь под небом,
Я помню всегда о скитальце одном:
Чужим он сочувствовал болям и бедам,
Свои — заливал самым горьким вином.

Распнут — и объявят мессией,
сожгут — и объявят поэтом.
А в нашей любезной России
«осанну» исторгнут при этом.

Гноят и мытарят в неволе
глашатаев правды единой.
В России — им лучшая доля:
безвинному — явка с повинной.
Строптивому — благ укрощенья:
кнутом или плеткой литой.
А в нашей России — прощенья
грехам за последней чертой.
Любезная сердцу Россия,
зачем этот крест на пути?
О, Господи — я не мессия,
мятущийся дух укрепи!

О, Господи — высшая сила,
Спаси меня и сохрани!
Всем сердцем люблю я Россию,
особенно в черные дни.

Мы все живем «До завтра» —
Прислуга и король,
А также космонавты.
Мы все играем роль.

Пусть кто-то не проснулся —
Все сыграно уже.
И мир не ужаснулся,
Не всхлипнул о душе.

О ней, непокаянной,
Лишь близкие вздохнут.
Звездою безымянной
Душа рванет из пут.

Мы живы все до «завтра»,
А значит — до утра,
Подсчитывать утраты
Нам всем давно пора…

Срок жизни увеличился — а мы,
Поэты, поведеньем, данным свыше,
Так рьяно губим души и умы
И так взахлеб,
Как перед смертью пишем.
Спешим, пока живы, строкой несуетливой
Отчаянье свое выплескивать в стихи.
Мы ловим каждый миг гигантского прилива,
Когда не разобрать огрехи и грехи.
Так рьяно губим души и умы,
Как будто претендуем мы на вечность.
Но зорко наблюдает рок из тьмы:
— Вам сроки коротки,
А вы беспечны?!

Еще один покинул строй
Тех, божьей милостью поэтов,
Кто пишет кровью, а порой —
Под черным дулом пистолета.
Он не читал стихов с эстрады:
Надрывных, злых, замысловатых.
Но были мы услышать рады
На пленке голос хрипловатый.
На грани срыва голос пел,
Как будто было в горле тесно
От чувств, что выразить хотел
Певец в словах негромких песен.
Он в 42 ушел от нас.
Так не хватает часто нам
Душевных слов и честных глаз,
Души, что рвется пополам.

В каждой строке одиночество
И бесконечность тоски.
Мне вот самой стихотворчество
Муку печет их муки.
К Богу взываю: — Всевышний,
Дай мне бессмертные строки!
Я заплачу своей жизнью:
Сблизь мои крайние сроки.

Кричу: — Наркота! — я,
И вот уже животно — я.
Нет, не кони меня так и тащут все вниз,
А наркота, свинья, разрушает мне жизнь.

Весь Союз наркоту поставляет
И меня от «ломки» избавляет.
И сексоты, бляди и воришки
Продают последние штанишки.
Ради меня!
Чтобы в гроб
Скорее лег я!

Даже лучший доктор Толик,
Алкоголик и крамольник,
Так меня спасает,
Что в пространстве зависаю.
Будто висельник…

А Любимов Юр Петрович
Тоже купит мне укольчик,
Чтоб играл я Гамлета:
«Быть — не быть» решал.
А где Я? Я сам на сам
Думал и страдал.

Все устали, сели — встали!
Выпьем, други, водочки.
От меня вы так устали,
Что заткнули глоточку.

Я не умер, я живой!
Подгляжу за вами я.
Пьете вы за «упокой»,
А судьба — с глазами.

Толик, лучший друг и враг,
Умер в неизвестности.
Для меня б он взял Рейхстаг,
Что там Склифа местности!

Ты, Оксаночка, усни
Сном беспечным! —
Мне минуты, тебе — дни,
У меня в запасе — Вечность.

Я скажу вам однозначно:
Женщинам не верьте
И подальше сердце прячьте.
Чтоб их взяли черти!

Труп мой плыл в машине, что ж —
С близкими, с друзьями.
Я, наверно, был хорош —
В той глубокой яме. (На Ваганьково)

Видел лица тут и там,
Но не все скорбящи.
Видел рожи — по углам:
Весело глядящи.

Вот он я — лежу в гробу,
Жив — живее многих!
Верю в душу и в судьбу,
В дальнюю дорогу.

Я когда-нибудь вернусь,
Встречусь я с друзьями,
Буду шпарить наизусть
Целыми листами.

А Миша Шемякин,
Ты жив или нет?
Когда побухаем в Париже?
Давно нам с тобою не страшен тот свет,
Там свету немножко пожиже…

Театр, театр. И Гамлета роль…
И зависть к успеху — актеров…
Ну, вот мое сердце —
Завистник, изволь
Его прострелить без суфлеров!

Ну, вот мое сердце! Завистник, спеши!
Меня ведь приветствуют толпы!
Я знаю, ты точишь и точишь ножи,
И может, увы, не без толку.

И капля за каплей…
Ведь зависть, как яд,
Меня отравляет наркотой.
Стада предо мною,
Я вышел из стад,
Но подзадержался в животных.
Кричу: — Наркоты! — я,
И вот уже животно — я.

Сели-встали, все устали,
И ору все ором я,
Чтоб вы какали глистами,
Исхожу измором я!..

Я в Столбах лежал, и что ж?
Был на психа я похож? —
Мучили, подлюги, процедурами!
Меня от их унылых рож
Все кидало в раж и в дрожь,
Шел общаться с дурами.

То есть, дуры не совсем,
А при всем, при том, при сем,
Все у дур в порядочке.
Их мозги, как грядочки.