Влад Снегирев - Осколки разбитого неба

Может быть, счастье именно в этом:
быть, как ветер полей, озорным.
Почему же я медлю с ответом,
голосам уступая иным?

2017

Вот, опять появляются тени
и уходят, кого-то кляня.
Я прошу - не садись на колени,
ничего не проси у меня.

Обещала, что будет послушна,
и глаза были в нежную синь;
всё смотрела, да так простодушно,
словно солнце в окошках витрин.

Отшумело недолгое лето.
Землю скрыли сухие листы.
Но не смей говорить мне про это:
как любила поэзию ты.

Я не буду петь нежно и тонко,
неспособный бездумно любить;
потому, что ты душу ребёнка
захотела в тюрьму посадить.

И, насмешек твоих не приемля,
хоть они и невинно тихи,
я прошу: опустись ты на землю...
И ужасные выбрось духи.

2017

Железные кони стоят под навесом,
сквозь грусть вспоминая пыль дальних дорог.
На взмахи фасадов смотря с интересом,
они ищут к бегу малейший предлог.

Забыл их хозяин. Застыв на асфальте,
они здесь ночуют, они здесь живут.
А им бы лететь скоростной магистралью,
совсем не считая счастливых минут.

Что может быть лучше пустынной дороги
и ветра струи в лобовое стекло.
Но редкое счастье коснётся немногих,
а если коснётся, – считай повезло.

2017

Казалось бы – что здесь такого?
«Лист жёлтый упал на траву...»
Какое для осени слово
украсит узором канву?

Златая у Пушкина осень,
но хмурой её Блок считал.
Любой здесь эпитет несносен
в попытке найти идеал.

Она безразлична к поэтам,
что ей дифирамбы поют,
пытаясь нехитрым портретом
представить теченье минут.

В её красоте величавой,
что видит внимательный взгляд,
есть сладость и горечь отравы
тех лет, что так быстро летят.

И радость в душе утомлённой
легко переходит в печаль,
когда ветер, в осень влюблённый,
уносит лист в ясную даль.

2017

И снова я в отчаянной отваге
терзаю свой потёртый ноутбук.
Как много мук досталось бедолаге
от набранных и стёртых лишних букв.

Опять весна приходит и уходит,
одев деревья в роще теневой.
Я постигаю сходство в антиподе,
где в мониторе виден облик мой.

За каждой буквой – целый рой страданий,
сомнений мука, недоступность слов,
обманчивых, неясных ожиданий,
где каждый день был неподдельно нов.

Мы с ним делили трепет вдохновенья,
печаль души, мыслишек дребедень.
Зато меня он приучил к терпенью,
прощая всё — включая даже лень.

2017

Лишь бы ворчать… Только сердце устало.
Родина есть и её вдруг не стало.
Солнце сияло, но скрылось за тучей.
Карлик горбатый забился в падучей.

Тут тараканы сквозь узкие щели
выползли дружно, наметили цели
и растащили – до капли, до крошки
всё из избушки на курячьих ножках.

Двинулись дружно тяжёлые танки,
хлынули деньги в распухшие банки.
Будто бы в шапке они – невидимке.
Лихо взымают с меня недоимки.

Я же, замызганный житель обочин,
вижу прекрасно, как мир стал непрочен.
Стал он какой-то козлино-звериный.
Поздно искать неурядиц причины.

Вот, существую с улыбкой безверья,
тихо печалясь за запертой дверью.
Вьюжит позёмкой в степи дикий ветер.
Вырвались вдруг из меня строчки эти.

2017

Нету радости, мира, покоя -
просто время сейчас непростое:
истеричность дурных новостей
и нахальство незваных гостей.

Впору лечь, замереть, не вставая,
под колёса ночного трамвая,
потом в омут нырнуть с головой,
бедолагу являя собой.

Дорогая, прости за молчанье,
поцелуй меня в лоб на прощанье,
осени на дорожку крестом.
Я лежу неподвижно, пластом.

2017

Не знаю сколько жить ещё осталось.
В окне чуть брезжит серый, скучный день.
А жизнь была, иль только показалась,
как тень густая в кепке набекрень…

Я отплыву в назначенные сроки
к другим - небесным, дальним берегам.
Легко заплачет ангел одинокий,
благословив дорогу к небесам.

Он был со мной без видимой причины,
стоял всегда незримо за плечом.
И, как художник создаёт картины,
творил меня, забыв об остальном.

А дни текли неровной вереницей,
неотвратимо таяли вдали.
Ах, ангел мой, печально-бледнолицый,
как много дел закончить мы могли…

Не оставляй меня в дороге дальней,
прости за всё, как я другим простил.
Ты почему сейчас такой печальный,
в сиянье двух своих незримых крыл?

2017

У берега речки, над тихой водой,
плакучая ива склонилась, мечтая;
на воду глядела, любуясь собой,
застыв в тишине и печально кивая.

О днях невозвратных с щемящей тоской
ей волны шептали, сплетаясь друг с другом.
Русалки под нею искали покой,
играя беспечно, кружась ровным кругом.

Полночной порой загоралась Луна,
в седые узоры её одевая.
А травы густые вокруг, — как стена,
к ней льнули покорно, легко обнимая.

К ней ластился ветер прохладный и мгла,
туман прикасался порою игриво.
Она, засыпая, к воде прилегла,
блаженством полна, улыбаясь счастливо.

2017

Прочтя Мандельштама от корки до корки,
я понял – нигде, от Москвы до Нью-Йорка,
не видеть удачи, признания, славы.
Пишу только в стол, для себя, для забавы.

В окошко летят сквозняки ниоткуда.
Жена бьёт посуду и разные блюда;
привыкла – чуть что, так заламывать руки,
кричать на меня неприличные звуки.

Но я всё терзаю мозгов своих силу,
как будто бы рою отважно могилу.
В тетрадку пихаю мыслишки и жесты.
Не жизнь, а фанера из кровельной жести.

А ведь говорила мне в юности мама:
«Учись хорошо, не сутулься упрямо,
пойди в олигархи, хотя бы в артисты».
Но в дырах пальто - как халат у буддиста.

Я мог бы писать терпеливо и долго,
но только попался в объятия долга:
обеты семейные, дети повсюду,
ещё рифмовать... обещаю – не буду.