Илья Кормильцев - Собрание сочинений. Том 1. Поэзия

Прослушивает скорбный доктор пульс.
Он собирает в скляночку удары:
В азарте собирателя такого раритета,
Как человеческой души ударные моменты,
Он забывает о синеющем больном.

Не так ли, наслаждаясь пониманьем,
Приговорил к агонии пожизненной
Раскованную душу,
Открывшую тебя
Как новый континент?

Твое нежное отчаяние,
Награжденное орденом Великого Ничто,
Перерастает в бутафорию непризнания —
И так понятно всем, что ты не понят —
Что нечего и понимать в тебе.

Не недооценивай до времени
Насильное объединение беглых каторжников
в пустыне,
Сбежавших глазами из тьмы,
Ушами из пространного молчания,
Обонянием из букета вакуума,
Осязанием из приспособленности к объятиям,
Всей душой — от снега, растертого с клубникой
неона.

Вырастут корни у зуба твоей мудрости
в чужой челюсти:
Дай только время —
Пусть пока связывает нечто,
Уподобленное общей колодке:
Спекуляция провалами ночей
Или общий смех.
Закладывай быков, Дидона!
Ибо земля исполнена благостыни.
Режь бычью шкуру на полоски!
Без геометрической хитрости
Не вместить в одно место этого мира
Двоих.

Эй, эй, эй! Спеши по адресу:
Направляю тебя стрелой из могучего лука,
Пробивающего тоннели надежды.
Меняй номера на машинах,
Знакомься с кюветами в поисках незастолбленной
Бонанцы:
Там (если верить слухам и мне)
Обнаженная Душа засмотрелась
В маленькое чистое зеркальце
Среди хищного ожидания болота.
Столкнешь ее пинком в затылок
Или заботливо унесешь от опасного места,
Сентиментально воркуя…
…К другому болоту?

Эй, эй, эй! Спеши по адресу,
Маленькая красная скорая помощь
С крыльями Эроса.
Прикоснись к запястью,
Слушай пульс, не любуясь,
Заботливо считай

Взрывник у бикфорда катарсиса.

Сухое дерево любви ждет молнии небес,
Чтоб полыхнуть огнем. И Феникс гнезда вьет
В его колючей кроне.

Ждет королей семи частей души,
Ждет в полночи
Терновая корона.

Ждет там и здесь: источник улиц сих
Струит девичий смех, и лани изваяний —
Суть пальцы на руках податливых желаний,
Что эту влагу пьют, беременея в них.

Весь город в Вашей диспозиции, о маршал!
Вы, одержавший столько поражений,
Мозг венценосный, воинство страстей.

Белеет на карнизах хлад костей,
Скелет зимы, сосулек стылых ребра,
О маршал, просто был ты слишком добрым:
Переходя Березину огней,
Закутался в свой плащ экс-император Сердце.

Война теней неистребимых дней,
Огонь, угасший в очаге ладоней.

Мы умираем на невидимых фронтах,
Но наши трупы продолжают бой;
Хоть опадали плоти лоскуты, как листья,
Но остов в шторме музыки чернел.

Засохший лес героев юности моей
В натеках красной камеди застыл.
Он обернулся на прощанье, и —
У Моря Мертвого стал солью опьяненья.

О, не будите спящий лес богов,
Друиды с ледяными бородами,
Ночных машин безвольные скитанья
И дьяволы разбойницы Луны.

Лес видит истинной любви благие сны,
И комли, заграждая автострады,
Не ждут из рук весны листвы награды,
А ждут гнилых клыков во рту огня.

Окаменелый лес чувств юноши
Под спудом
Миллионолетий —
Черный антрацит.

лето набирает номер 03,
глотает барбитураты,
умирает некрасиво,
в долгих конвульсиях.

осень с красным крестом
освидетельствовала труп,
обмыла его дождями
и похоронила под снегом

и только весна
написала проталинами
имя и даты рожденья и смерти
на белой доске снеговой

и, пока лето оживало,
окончив комедию ежегодных похорон,
тальник начал безразлично причесывать волосы,
зеленые волосы над ртутной рекой

и гибкие его прутья выпороли воздух,
чтобы он закричал птичьим криком
от зеленой боли сокодвижения

Я не знаю, где была эта улица,
Я не знаю, где был этот дом,
Я не знаю даже, что происходило в нем.
Люди выходили и падали, волосы на себе рвали,
Одни говорили: «Мы увидели»,
Другие говорили: «Мы узнали».
Я вижу, как сгущается воздух за моей спиной,
Тысячи рук толкают меня в неизбежное,
Но я не хочу.
Я видел людей неглупых и видел совсем дураков,
Но и те другие не могли связать пары слов
Никто не мог объяснить мне, на что это
было похоже,
Одни говорили: «Это день гнева!»
Другие: «Это бич божий!»
Я хотел покинуть очередь, я хотел бежать,
Но верзила с лицом убийцы сказал:
«Ты должен узнать.
Эй, успокойся, парень, у тебя сдают нервы,
Не ты последний, не ты и первый».

Ты очень доволен и скорбью, и болью,
Иного не ждал и в другое не верил.
Конец неизбежен, осталось мгновение,
Ты смотришь на стрелки, ты смотришь на двери.

И тут все приходит в движение —
В движение к оцепенению.

Твой жалкий рассудок приходит в упадок,
Проносятся штормы без звука и формы.
Все, как ожидалось, к чему удивление?
И в черном костюме пришел День Рождения.

И тут завершилось движение —
Движение к оцепенению.

Открылись глаза, и раздвинулось небо,
И в небо глазницы уставились слепо:
Ты смотришь на сцену, на ней представленье,
Что, может быть, станет твоим Днем Рождения.

И ты испытаешь сомнение
В движении к оцепенению!

Пожиратель всех страстей, скорбей и суеты,
Ждущий за столом приправ к еде, — это ты.
Суетятся рядом люди, каждый с радостью несет
Даже голову на блюде, если блажь к тебе придет.

За столом судьбы сидишь уже много лет,
Поглощаешь ты за годом год свой обед.
Суетятся рядом люди, каждый с радостью несет
Даже голову на блюде, если блажь к тебе придет.

Горами объедков стол покрыт,
Разбежались слуги, кончен пир;
Воздух был наполнен злом,
Ты знал, ты знал, ты знал.
Пир был очень долгим — ты устал.
Должен наступить конец.

В пустоту звучит твоя застольная речь,
Не приходит тот, кто мог тебя уберечь.
Робок ангел твой хранитель — и боится, и дрожит,
Если черная ворона путь ему перелетит.