Илья Кормильцев - Собрание сочинений. Том 1. Поэзия

Поэтическое познание Ильи Кормильцева в общечеловеческом (и в космическом, и в трансгрессивном, и в этико-эстетическом) отношении — вполне традиционно и в процессуальном, и в методологическом плане: стихотворный текст есть результат поэтического познания главных предметов бытия (жизнь, смерть, любовь, душа, Дух, Бог, время, вечность, бесконечность и место, метаэмоции и метасмыслы онтологического масштаба и др.). Но: каузативно поэтическое сознание, мышление и способы выражения главного (неназываемого) были насыщены ментальным экстремизмом, мыслительной парадоксальностью, речемыслительной прямотой, абсолютной серьезностью тона и отсутствием социально-аксиологической (оценочность) интенции — боль как денотат и концепт, боль как состояние и действие, боль как таковая у И. Кормильцева не заменяла оценку, нет, — боль была и есть больше оценки, крупнее оценки. Илья Кормильцев вообще был крупнее человека (себя), крупнее жизни и крупнее судьбы. Замечу следующее: русская традиция поэтического познания и текстостроения уже есть — в самом русском языке. А И. Кормильцев писал по-русски (за редким исключением).

Ультра- и экстра-мышление всегда стремится к метамышлению, к метаобразности, к метасмыслам — т. е. к называнию метабытийного, или невыразимого . Не — к говорению об оном, а именно к называнию непознаваемого, ненарекаемого, неведомого.

Свод стихотворений (поэтических, песенных и рок-поэтических текстов) Ильи Кормильцева представляет собой пятикнижие, или, если воспользоваться музыковедческой терминологией, пятичастный концерт (огромный — Кончерто Гроссо) с увертюрой из четырех стихотворений, которые одновременно выполняют функции эпилога и постскриптума («Поминки» и еще три стихотворения). Каждая из пяти частей имеет свое имя: Первая — «Лето огнедышащее (1974–1980)», где помещены стихотворения молодого поэта, ступающего, как ему кажется, в кипяток жизни и слова, а действительно оказывающегося в ледяной влаге начальных попыток поэтического познания: от кипятка до льда — один глоток; Вторая — «Физиология звукозаписи (1980–1991)», где поэтическое познание расширяется, усложняется и одновременно упрощается (песенность, повторы, редупликации и проч.); Третья — «Атлантида» (1992–1996), — здесь ирония и наивность, трезвый реализм и лиричность, где романтизм синтезируется и окончательно оформляются рок-символы, рок-иконы и рок-индексы в соответствии с видами любого значимого знака (в том числе и языкового): знак — индекс (называющий), знак иконический (изобразительный, образный) и знак — символ: например, любовь (индексация), Каренина и Мерилин (иконизация) и колеса любви (как символ триединства жизнилюбвисмерти); Четвертая — «Фармакология (1996–2000)», где песня первородна, как страх, где песня — сестра страха, а страх старше смерти, но песня и страх — близнецы, потому так и цепляет, трогает, дергает за рукав, за шарф, за сердце, за душу, за крылья; Пятая — «Полиция реальности (2001–2007)», книга зрелого поэта, научившегося отличать кипяток от ледяной воды, ложь от художественности, правду от истины, — разучившегося отделять смерть от жизни и любви.

Крепкая системность пятикнижия И. Кормильцева обеспечивается единством направленности поэтического познания, методом движения от фрагмента мира, сферы художественности и культуры — к частному (жизнь, смерть, любовь, бытие, Бог, время etc) посредством интенсификации поэтического («ультра»), но не экстенсификации его (как делает большинство поэтов, стихотворцев и рок-поэтов). Тем не менее поэтолект И. Кормильцева разнообразен и обширен: богатейший словарь, вольная грамматика, регулярная идиоматизация лексики, словосочетаний и фраз («В комнате с белым потолком», «Я хочу быть с тобой», «Скованные одной цепью», «Ален Делон не пьет одеколон», «В этом городе женщин», «Гудбай, Америка, где я не буду никогда» и десятки других): И. Кормильцев обладал талантом таких идиомографов, как А. С. Грибоедов («Шел в комнату — попал в другую», А. С. Пушкин («На свете счастья нет»), М. Ю. Лермонтов («Где нам, дуракам, чай пить»), В. С. Высоцкий («А день, какой был день тогда? — Ах, да — среда»).

Ключевые образы, функционально-денотативные комплексы и концептуально значимые смыслы И. Кормильцев, как правило, выражает прямо, реже он использует образные номинации. Ключевые образы и смыслы, общие для всего пятикнижия, проясняют прежде всего интенциональные истоки поэтического познания, а также плоды такого познания. Вот они:

— стихотворение «Поминки» (Смерть);

— ангел, ангелы в нескольких стихотворениях (Божественное);

— «стряхнув с себя чужую плоть…» и далее (стихотворение «О, сколько их в тумане ходит…» (Перерождение, Возрождение);

— «Такой сделал Землю художник / Все прочее сделали люди…» (Бог, Творец, творец);

— «У тела есть пределы, / У жажды тела — нет…» (Сила и Дух Творчества);

— «Вы отдали меня задешево / Знак бессмертия…» (Бессмертие художника, вечность);

— «Куст зверем кажется, а зверь — кустом…» (Пантеизм);

— «Теперь уже вне гравитации…» (Свобода, воля, эйфория);

— «Палящий зной заносит молот / на воду хрупкую в оправе тростников…» (Жизнь);

— «Приходи, / приходи в позавчера…» (Время, Вечность);

— «И тут все приходит в движение — / В движение к оцепенению…» (Жизнь — Смерть);

— «Это был последний день воды — / Первый день расплавленной пустыни…» (Жизнь — Смерть);

— «Я уже устал молчать, / Мне необходим контакт…» (Поэзия, Язык, Речь);

— «Он отделяет голос твой от тела, словно хирург…» (Музыка, Песня, Поэзия);

— «если б суметь огонь надеть, как платье…» (Поэзия);

— «Пять минут неба…» (Счастье Творчества);

— «Ален Делон не пьет одеколон…» (Жажда Любви);

— «видишь, там на горе / возвышается крест» (Бог, Творец, творец);

— «Эта музыка будет вечной, / если я заменю батарейки…» (Время, Вечность);

— «все готово, чтобы рвать ткань» (Жажда Перемен);

— «я хочу быть с тобой…» и окрест, и далее (Любовь, Смерть, Жизнь);

— «Там, где умер последний человек на земле…» (Смерть, Вечность, Страшный суд);

— «по небу Луна плывет как слеза последнего ангела…» (Конец Света);

— «Музыка — только его отраженье [ритма — Ю. К.]» (Музыка, Время);

— «умершие во сне…» и далее (Смерть, Вечность, Инобытие);

— «черные птицы слетают с Луны…» и далее (Инобытие и Жизнь);

— «мы с ним друг друга / понимаем вполне — / я и человек на Луне» (Иная Жизнь, Инобытие и Бытие);

— «но у холма нет вершины…» (Бог);

— «еще одна походка, чтобы вспомнить через годы в толпе…» (Любовь, Жизнь, Бессмертие);

— «Первобытная ночь только вверх глубока, только вниз высока…» (Вселенная, Бытие, Инобытие, Время);

— «Viva viva La revolucion!..» (Жажда перемен; Социальное — Духовное);