Лариса Керчина - Ностальгия : ОЭ!..

Собеседница! ангел моих вечеров,
И теперь я живу, ты поверишь едва,
И приходят ко мне Соловьёв и Петров,
Я читаю стихи, забываю слова,
Отмечаю цезуру мгновенною жизнью своей,
Наливаю стакан допотопного местного пива,
И бросаю строку в золотистый туман елисейских
полей,
И смотрю за окно, где растёт голубая крапива,
Где бледнеет луна и зачем-то сияет звезда,
Соловьёв и Петров отдыхают от скуки и лени,
В умывальнике снова к утру цепенеет вода,
За окном перед смертью дрожат золотые растенья.
Собеседница! я повторю, что живу,
Мне хватает куска плесневелого чёрного хлеба.
За окошком опять задышал паровоз, как корова в хлеву,
И дыханье столбом потянулось в открытое небо.

У него в руках венок.
Он несёт его по кругу.
Он настолько одинок,
Что ему не надо друга.

Ты уходишь, как погода,
И меня не веселит
Обещание прихода
По прошествии обид.

Даже сердце на свиданье
Побелело как стекло.
Ты взглянула на прощанье,
Улыбнулась тяжело

И ушла. Зачем, родная,
Ты хотела жизнь мою?
Я тебя совсем не знаю,
Понемногу узнаю.

Золотое пространство поплыло
К горизонтной, последней черте,
И осталось дневное светило
В беззащитной своей наготе.
Так улыбка твоя и надежда,
Перед тем, как исчезнуть во тьме,
Бесконечно, печально и нежно
В одиночестве видится мне.

Я люблю остывающий дом,
Я люблю ускользающий свет,
Я не знаю, что будет потом,
По прошествии тысячи лет.
Уплывает вода в облака,
И туман укрывает следы,
И не тянется больше рука
К изголовью вечерней звезды.
Упомянутый в книге судеб
Я стою на краю тишины,
Этой горечи розовый хлеб
Принимая как годы войны.

Когда мечта идет по кругу,
Как победитель по арене,
Я позову свою подругу
И подарю ей куст сирени.
Я ей скажу: — В саду весёлом
Пускай цветёт сирень живая,

Пускай гуляет Новосёлов,
Смешные фразы отпуская.
Чтоб ты меня не вспоминала,
И поскорей меня забыла,
А мы с тобою жили мало,
Но это так прекрасно было,
Как если б куст сирени вырос
Вдали от берега, и в море
Над ним как Бог летел напирус,
Оберегающий от горя.

Подуем же в горсть и попросим всего лишь
страницу,
И вырастет город, и выйдут на улицу люди,
И жёлтым салютом зажгутся усталые лица,
И Каменный Сад оживёт, поплывёт по каналам,
Покатится яблоком по серебряному блюду,
Как в детстве когда-то бывало.
Никто не умрёт, даже если всегда умирает,
Она только белое платье надела и серые туфли,
Она у канала играет, где Каменный Сад проплывает,
Где небо не падает вниз, поддержано шпилем,
Где плещутся звёзды как угли,
Как в детстве когда это было.
Вода поседела, но Каменный Сад неизменен,
И так же плывёт, и встречает тебя благосклонно,
И Красное как благодать посещает гранитные стены,
И наша мечта оживает, как старые были,
И жизнь не уходит, а только мерцает бессонно,
Как в детстве наверное было,
Мелькает волна в переливах неяркого света,
И сердце моё вырастает, как веточка клёна,
И эта весна непохожа на серое лето,
И Каменный Сад принимает, как старое крепкое судно,
И, голову вскинув, любовь говорит изумлённо,
Как счастье, когда это будет.

Мы чиним старенькую лодку
И отправляемся вдвоём.
Мы пьём космическую воду,
Пересекая водоём.
И звёзды медленно, как мины,
К нам поднимаются со дна,
И освещает все глубины
Великолепная луна.
Из наших лёгких вышел воздух,
Над нами вьются пузырьки.
Мы покидаем нашу лодку
По мановению руки.
Не разогнув свои колена,
Расставив руки в высоте,
Мы уплываем постепенно,
Как целлулоид в кислоте.

А я, скорее, не люблю,
Когда народ в порыве мести
Желает смерти королю,
Как избавленья от бесчестья.
Не лучше ль просто отвести
Рукою тяжкое убранство
И понемногу перейти
В иное, лучшее гражданство?
Чтоб тот, кому уже во сне
Звенят кремлёвские куранты,
В своей, ещё родной, стране,
Себя почёл бы эмигрантом,
И шёл по улице и пел,
Как дурачок махал руками,
И чтоб никто не захотел
Ему вдогонку бросить камень.

Самый дух как воздух выпит
За решёткою зубов.
Я люблю тебя, Египет,
И стада твоих рабов.
От блаженства и покоя
Стережет жестокий Бог,
И кричит на водопое
Оболваненный пророк.
Я встаю бесцветной ранью

… … … … … … … … … … … … … … …

Чтобы искорка сознанья
Перекрасила лицо.
За посланцем исполина
Я иду по дну морей,
Как отец идёт за сыном,
Потому что я умней.
Под копытом ассирийца
Я гляжу на дым костра,
Я люблю святые лица
Отчуждённого добра.
Отчего же не скудеет
Тяга к вечной обороне?
Я хочу быть иудеем,
Чтобы плакать о Сионе.

Разрывается тело конверта,
Выпадает наружу душа.
На четыреста три километра
Уже слышно, как листья дрожат.
Постепенно вторгается осень,
И домов улетающих сны
Замерзают, и лето уносит
Беззащитное тело луны.
Где-то в воздухе мокрого снега
Высоту набирает звезда,
А деревья, как гроб Магомета,
Не летят ни туда, ни сюда.
В этом мире холодной печали
Я живу для тебя лишь, а ты
Умираешь в конце и в начале,
И не видишь полёта звезды.
Я смотрю в уходящее лето,
Я ищу незабудку в себе,
Чтобы встретились два человека,
Чтобы встретились два челове…

Как ты сейчас среди тёмных, и серых, и блёклых
предметов?
Лёгким дыханьем проносится время, и вот его нет,
Скоро зима, или, может, весна, или это желанное лето?
Перебои размеров и обморок чёрных цезур,
Ты сидишь у окна и считаешь количество милых и
правых,
Разгорается утренний шорох, и птицы щебечут внизу,
И с белёсой страницы на землю стекает отрава.
Остаётся опять перемена столетий, часов и минут,
Перемена пространства уже не даёт перемены,
Если кто-то забыл, что его позабыли и ждут,
Он уже не придёт, и не встанет, как царь, на колени.
Через тысячу лет я тебя окликаю — привет!
Ты прекрасна, как соль, и нежна, и не любишь упрёков,
Ты читаешь стихи, и слова улетают, как свет,
От горящих сердец позабытых когда-то пророков.