Алексей Прасолов - На грани тьмы и света

Только в отчаянье — слышишь? —
Камень винить не спеши, —
Может, пустыня в нем дышит
Зноем усталой души.

Есть в этом мире ваятель
С грубым и страшным резцом:
Счастливы мы, если платим
Горю — веселым лицом.

Счастливы, если удастся
Сердце корой бытия
Скрыть, чтоб неузнанно — здравствуй! —
Вскрикнуть: — Да это же я!

Руки неверяще вскинув,
Что-то сомкнут и сорвут,
Как реставратор — картину,
К свету лицом повернут.

Если ко мне ты захочешь,
Дай лишь доверчивость рук, —
Камень, холодный на ощупь,
Сердцем окажется вдруг.

Листа несорванного дрожь,
И забытье травинок тощих,
И надо всем еще не дождь,
А еле слышный мелкий дождик.

Сольются капли на листе,
И вот, почувствовав их тяжесть,
Рожденный там, на высоте,
Он замертво на землю ляжет.

Но все произойдет не вдруг:
Еще — от трепета до тленья —
Он совершит прощальный круг
Замедленно — как в удивленье.

А дождик с четырех сторон
Уже облег и лес и поле
Так мягко, словно хочет он,
Чтоб неизбежное — без боли.

Я умру на рассвете,
В предназначенный час.
Что ж, одним на планете
Станет меньше средь нас.

Не рыдал на могилах,
Не носил к ним цветов,
Только все же любил их
И прийти к ним готов.

Я приду на рассвете
Не к могилам — к цветам,
Все, чем жил я на свете,
Тихо им передам.

К лепесткам красногубым,
К листьям, ждущим луча,
К самым нежным и грубым
Наклонюсь я, шепча:

«Был всю жизнь в окруженье.
Только не был в плену.
Будьте вы совершенней
Жизни той, что кляну.

Может, люди немного
Станут к людям добрей.
Дайте мне на дорогу
Каплю влаги своей.

Окруженье все туже,
Но, душа, не страшись:
Смерть живая — не ужас,
Ужас — мертвая жизнь».

И вдруг за дождевым
навесом
Все распахнулось под горой,
Свежо и горько пахнет лесом —
Листвой и старою корой.

Все стало чистым и наивным,
Кипит, сверкая и слепя,
Еще взъерошенное ливнем
И не пришедшее в себя.

И лесу точно нет и дела,
Что крайний ствол наперекос,
В изломе розовато-белом —
Как будто выпертая кость.

Еще поверженный не стонет,
Еще, не сохнув, не скрипит,
Обняв других, вершину клонит,
Но не мертвеет и не спит.

Восторг шумливо лист колышет,
Тяжел и груб покой ствола,
И обнаженно рана дышит,
И птичка, пискнув, замерла.

Как ветки листьями облепит,
Растают зимние слова,
И всюду слышен клейкий лепет —
Весны безгрешная молва.

И сколько раз дано мне встретить
На старых ветках юных их —
Еще неполных, но согретых,
Всегда холодных, но живых?

Меняй же мир, свои одежды,
Свои летучие цвета,
Но осени меня, как прежде,
Наивной зеленью листа.

Под шум и лепет затоскую,
Как станет горько одному,
Уйду — и всю молву людскую —
Какая б ни была — приму.