Николай Ушаков - Избранная лирика

НИКОЛАЙ УШАКОВ

ИЗБРАННАЯ ЛИРИКА

«Библиотечка избранной лирики»

Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1964

Scan, OCR. Spellcheck А.Бахарев

СОДЕРЖАНИЕ

От составителя

Есть такая сторона...

Ночь на 25-е

16 часов 27 января 1924 года

Три ландштурмиста

Стойкий солдат

Ты входишь в сад

Московская транжирочка

Вино

Мастерство

Харьков

С новосельем!

В газетном комбинате

Книги Н.Н. Ушакова

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ

Первая книжка стихотворений Николая Ушакова «Весна Республики» вышла в

1927 году в издательстве «Молодая гвардия». Кратенькое предисловие к ней

написал Николай Асеев, крупный мастер, друг Маяковского. Асеев говорил: «Я

люблю стихи Ник. Ушакова, потому что они — движение живой и поющей, победоносной и торжествующей человеческой мысли. Я вдвойне люблю их ещё и

потому, что этот настоящий поэт ведёт и продолжает дело живой, революционной

поэзии».

Эти слова точно выражали не только мнение одного Асеева, а и отношение

к сильному таланту Ушакова поэтов, критиков, читателей.

Очевидно, автор не включил в книгу ученических стихотворений, почти

неизбежных для каждого поэта. Поэтому его первая книга сразу же сделала

известным это имя — Николай Ушаков. Замечательно, что, перечитывая первый

сборник Ушакова сейчас, много лет спустя, не находишь там ни одного слабого

стихотворения, ни одной неверной строки.

Поэт пишет крайне сжато и выразительно. Стихотворения его полны чувств

и мыслей. Все его книги читаешь не отрываясь, испытывая благодарность и

уважение.

Может быть, это выражение и покажется тривиальным, но нельзя не

сказать, что, перешагнув шестой десяток, Николай Николаевич сохранил

подлинное юношеское, живое, оптимистическое восприятие нашей

действительности.

Мы уверены, что этот сборничек, в который вошли стихотворения разных

лет, обогатит молодого читателя и послужит хорошим примером взыскательного

труда начинающим поэтам.

Ярослав Смеляков

Есть такая сторона...

1

Есть такая сторона —

русская поэзия:

дорогие имена,

редкая профессия.

Искры огонёк живой —

дар так называемый,—

вот и бродит сам не свой

автор уважаемый.

2

Пушкин, Маяковский, Блок,

Лермонтов с Некрасовым.

Раздувай свой уголек,

намечай, набрасывай!

Вот она, родная речь, —

звуков равновесие.

Как тебя нам не беречь,

русская поэзия?!

3

Чёрный глаз, крутая бровь...

Слюбится да стерпится...

Что же ты, моя любовь,

отложила зеркальце?

На семи пуховиках,

будто на железе ей...

Разгони позор и страх,

русская поэзия!

4

Каземат да равелин.

Что же вы, молоденький

благородный господин,

Собрались в колодники?

Но грозит сквозь снегосей

миру мракобесия

рвущий цепи Енисей —

русская поэзия.

5

Громоздит, ломает лёд

на волне взлетающей.

Ленин берегом идёт,

с Лениным товарищи,—

дорогие имена,

славная профессия,

поднятая целина —

всей земли поэзия.

Ночь на 25-е

Дождь дымился в эту ночь

пересевом пыли.

Толкачи скользили прочь,

путались

и выли.

А депо кипело.

Там

в паровозном зале

растревоженным цехам

ружья раздавали.

Шли цеха за счастье в бой,

разливаясь наспех,

как прорвавшийся прибой,

захлестнувший насыпь.

И над миром грянул гром...

К утру подморозило,

небо глянуло серо,

как стальное озеро.

Утром шли на тихий Дон

папахи лохматые.

Выпал снег,

и таял он.

Было 25-е.

1925

16 часов 21 января 1924 года

В тот скорбный час

единой волей,

что от ремня текла к ремню,

вдруг захлестнуло

на контроле

стеснённых стрелок беготню.

И лязг,

и грохоты,

и свисты,

и стон колёс,

и звон зубил

какой-то вихрь

на целых триста

больших секунд

остановил.

Турбины,

доменные печи

и паровозы,

как в строю,

смахнули

лапой человечьей

слезу

гремучую свою.

По этим швам,

по этим скрепам,

как бы над вольтовой дугой,

дышали ветры,

но не крепом,

а чёрной

угольной

пургой.

И, громыхая,

как по жести,

по воздуху

и проводам,

отстукивали

пульс известий

и станции

и города.

И всё,

что стало,

всё,

что стыло

среди станков,

среди снегов,

свой голос присоединило

к мильонам

скорбных голосов.

1924

Три ландштурмиста

Вдоль рудничных ям,

вдоль кремнистой

и красной бакальской* земли

в Германию три ландштурмиста

из русского плена брели.

И первый сказал:

— Я доволен —

осадную ночь напролёт

старуха моя

в мюзик-холле

на проволоке поёт.

Другой говорит:

— Слишком поздно

идём мы в родную страну:

отобраны

Эльзас

и Познань,

и сам император

в плену.

И кухня прогрохотала,

завыл кашевар

и замолк.

На смутных каменьях Урала

пирует

повстанческий полк.

Он парит кору на рассвете,

сосёт одуванчиков мёд.

С друзьями прощается третий

* Бакальские рудники на Урале.

и к партизанам идёт.

1929

Стойкий солдат

Почему-то, отчего-то

Он остался невредим.

Полтораста самолётов

бомбы

сбросили над ним.

А он спал под гром и грохот,

был и весел и здоров

от шрапнельного гороха,

от вороньих потрохов.

Азиатская холера

разгружала фронт

и тыл,

а он пил из лужи серой

и водой доволен был.

Ливни отшумели рано, —

Лёд свистел над головой, —

он гулял в фуражке рваной,

словно в шапке меховой.

Царь не удержал престола,

сапоги разбились в прах,

а он шёл, вдвойне весёлый,

в интендантских лапотках.

Ни шестнадцатидюймовым,

ни жандармам полевым

он не поддавался —

словом,

жил красивым и рябым.

Только баба голосиста —

сладкоглаза

и бела —

встретила

того артиста

и вкруг пальца

обвела.

1936

Ты входишь в сад

Ты входишь в сад —

у сторожа спроси,

зачем как бы нечаянно сложили

разбитый винт,

разбитое шасси

на этой тихой и простой могиле.

Дощечка с надписью — сверкает

медь.

Но разве не видать тебе, прохожий?

Здесь

даже куст желает улететь,

листами машет

и лететь не может.

Здесь лётчик похоронен.

Он умел

узнать просторы ястребиной воли.

Над белыми штабами он летел,

и бомбы вздрагивали на гондоле.

И, перегнувшись за высокий край,