Инна Кабыш - Мама мыла раму

Начальник нахмурился.

— Хорошо, пусть так. Но вот в графе «Дата смерти» вы пишете… — он надел лежавшие на столе очки, как если бы для того, чтобы разглядеть цифры, нужно было более острое зрение, чем для того, чтобы разглядеть буквы, — «1970», хотя в свидетельстве у вас стоит «1995». — Он снял очки. — А это как?

— А так, — Светка сломала сигарету, — что когда мать умирала от рака, а участковый врач выписывал ей омнопон в расчете на один раз в сутки, а нужно было восемь, как выяснилось потом в хосписе, когда мне — по блату, то есть с помощью того же отчима, который, несмотря на то что времена переменились, остался номенклатурщиком, хотя и перестал быть отчимом, — удалось ее пристроить, чтобы она не сошла с ума от боли, она сказала, что мои муки — адские, потому что жизнь кончилась, когда погиб твой отец… А отец погиб в семидесятом.

— Н-да… — протянул начальник кладбища. — А свидетели есть?

— Свидетели чего? — не поняла Светка.

— Что она так сказала, — пояснил начальник.

Светка задумалась.

— Сын… — и, прикинув, добавила: — Ему было тогда два года было…

— Два года не считается, — твердо сказал начальник кладбища и отодвинул Светкины бумаги.

Светка и Вовка подошли к машине.

— Вовк… — Светка копнула носком туфли гравий. — А ты не мог бы… свозить меня в еще одно место?..

— Нет проблем, — Вовка открыл дверцу, пропуская Светку.

— Я тут вспомнила, — затараторила та, пристегивая ремень, — когда мы с Петровым венчались, там сбоку от храма была вывеска не то «Бюро похоронных процессий», не то «Нимфа». Я еще тогда подумала, что это плохая примета. — Светка посмотрела на Вовку. — Это недалеко…

— Так вы с Петровым венчались? — включил зажигание Вовка.

— Ну да, — Светка достала сигарету. — А потом развелись…

— Что развелись, я знаю, — Вовка крутанул руль. — А что венчались — впервые слышу.

Светка посмотрела в окно на уплывающее кладбище.

— Мне что обидно — что мать после развода не поменяла фамилию обратно, — она стряхнула пепел в пачку. — А я хочу, чтобы отец не знал…

Вовка вопросительно посмотрел на Светку.

— …что она второй раз замуж выходила, — пояснила Светка и сердито затянулась. — Зачем она вообще ее меняла!.. — и, помолчав, добавила с усмешкой: — Впрочем… я же поменяла…

— Так ты что — Петрова? — изумился Вовка.

— Была, — Светка опять посмотрела в окно. — Три года… Малодушие, конечно, с моей стороны… — Она повернулась к Вовке. — Но, знаешь, как тяжело быть Кочмарчик в России! Ты же помнишь, как учителя вечно перевирали мою фамилию! И преподаватели в институте. И приемщицы в прачечной… — Светка махнула рукой. — А тут — Петрова. Простая фамилия.

— Главное, русская, — заметил Вовка и вдруг спросил: — Может, ты за меня потому и замуж не вышла, что менять Кочмарчик на Вовк — как шило на мыло?

— Да нет! — усмехнулась Светка. — Просто для меня два года — это слишком много, — и добавила: — Наташа вон даже год не выдержала…

— Какая Наташа? — не понял Вовка.

— Ростова, — засмеялась Светка и откинулась на сиденье. — А помнишь, Пашка Безукладников написал про меня на доске:

и захохотала:

— Ты ему еще тогда морду набил, и тебя в комитет комсомола вызывали…

— Морду набил, — согласился Вовка, — а в комитет комсомола вызвали не за это.

— А за что?

— Здесь, что ли? — кивнул Вовка на появившиеся за окном купола.

— Но самое смешное, — сказала Светка, открывая дверь с надписью «Последний приют», — что он оказался совершенно прав…

В комнате, куда они вошли, по периметру были расставлены образцы памятников и плит, а в центре за столом с компьютером сидела средних лет женщина в очках и платке.

— Мы бы хотели заказать плиту, — без предисловий сказала Светка и, подумав, добавила: — Матушка.

Матушка обвела рукой комнату:

— Выбирайте!..

Светка не спеша обошла комнату и вернулась к столу.

— Вот такую! — показала она на плиту с двумя портретами.

— Двойной, — застучала по клавиатуре матушка. — Имена и фамилии?

— Кочмарчик Александр Петрович и Кочмарчик Мария Николаевна, — четко произнесла Светка.

— Даты рождения и смерти?

Светка опустила глаза.

— Тысяча девятьсот тридцать седьмой и тысяча девятьсот семидесятый…

— У обоих? — уточнила матушка.

Светка кивнула.

— Пожелания по оформлению, — деловито осведомилась матушка. — Цветы, рамка, крест…

— Крест! — обрадовалась Светка.

— Крест, — повторила матушка и автоматически спросила: — Покойники крещеные? Православные?

Светка посмотрела на Вовку.

— Вообще-то отец был коммунистом, — начала она, — но его двоюродная сестра, — Светка облизала пересохшие губы, — когда утопился его старший брат, сказала мне на похоронах, что их в детстве вроде бы крестили…

— Вроде бы! — проворчала матушка. — А мать?

— Мать крещеная, — радостно выпалила Светка, — в протестантской церкви… — и, поняв, что дала маху, понуро добавила: — В баптистской.

Матушка отстранилась от компьютера.

— Как все запущено! Тут тебе и коммунисты, и баптисты, и… — она выдержала паузу, — самоубийцы…

— Это жизнь, — возразила Светка.

— Земная, — уточнила матушка. — В ней у нас, известно, бардак. Но в вечности, — она подняла кверху палец, — должен быть полный порядок!

Светка побледнела.

— По-вашему, в вечности они не будут вместе?

Матушка пожала плечами, что, может, коммунисты и баптисты как раз и будут, а вот самоубийцы…

— Господи! — Светка умоляюще посмотрела на матушку. — А они так любили друг друга. — Она перевела глаза на Вовку. — В смысле отец и его брат. И дядя Борис, который был всего на два года старше отца, даже всегда ходил к директору, когда вызывали родителей, потому что их отец погиб в финскую, а мать вечно где-то подрабатывала, потому что отец бил футбольным мячом окна и вообще не учился, это уж потом, в институте, он был гордостью курса, так как искренне верил, что коммунизм — это советская власть плюс газификация всей страны, а дядя Борис вообще по жизни был отличником… — Светка снова посмотрела на матушку.

Но та развела руками, что, конечно, все это очень трогательно, но выбивать православный крест над ними я позволить не могу.

И Светка сжала кулаки, а Вовка быстро схватил ее за локоть и вытолкал за дверь.

В машине Светка разревелась, а Вовка, сказав в мобильник, что меня сегодня не будет, достал карту и спросил:

— Так где, ты говоришь, твое кладбище?

— Около… деревни… Клушино, — всхлипнула Светка. — Это по Калужскому шоссе… Но…

— За пять лет, — перебил Вовка, — что ты там не была, а в России не осталось ни одного неприватизированного туалета, там могла появиться мастерская величиной с Газпром…