Маргарита Алигер - Стихи разных лет

Я ничего еще не успела.
Мне еще многое сделать надо.
Только успеть бы! Яблоком спелым
осень нависла над каждым садом.

Ночь высекает и сушит слезы.
Низко пригнулось тревожное небо.
Дальние вспышки… Близкие грозы…
Земля моя, правда моя, потребуй!

Осенний ветер пахнет снегом,
неверным, первым и сырым.
Привыкши к ветреным ночлегам,
мы в теплом доме плохо спим.

Обоим нам с тобой не спится,
хотя и тихо и темно.
Обоим нам с тобою мнится,
обоим чудится одно.

Что в нетерпенье и в тумане,
с крутого перевала мчась,
мы позабыли на Тянь-Шане
любви и жизни нашей часть.

Какая-то частица счастья
в ущелье ветром унеслась,
и вот без этой малой части
ничто не ладится у нас.

Так, может, лучше улыбнемся
и прежде, чем опять уснем,
высокой клятвой поклянемся,
что мы вернемся, мы вернемся
и позабытое найдем.

И будет труден путь во мраке
Обрывы… Пропасти… Вода…
И будет слышен лай собаки,
оберегающей стада.

И узкий месяц будет бледен,
но ярким будет солнце днем.
Но мы доедем, мы доедем
и позабытое найдем.

Что это? Слово? Вещь? Поступок?
…А ночи в городе длинны,
ночные лампы светят скупо,
и вовсе не видать луны.

А в городе и псы не лают,
и путник не стучится в дом…
Над ночью три звезды пылают,
как над неназванным стихом.

Уже сентябрь за окном,
уже двенадцать дней подряд
все об одном и об одном
дожди-заики говорят.

Никто не хочет их понять.
Стоят притихшие сады.
Пересыпаются опять
крутые зернышки воды.

Но иногда проходит дождь.
…Тебе лишь кожанку надеть,
и ты пойдешь, и ты поймешь,
как не страшна природе смерть.

По синей грязи, по жнивью
иди, и думай, и свисти
о том, как много нужно вьюг
просторы эти занести.

Они найдутся и придут.
К твоим тяжелым сапогам,
к деревьям в ноги упадут
сплошные, спелые снега.

Мы к ним привыкнем… И тогда
под каблуком засвищет лед,
шальная мутная вода
гремящим паводком пойдет.

Вокруг тебя и над тобой
взметнется зелень. И опять
пакеты почты посевной
вне очереди подавать.

А тут лежал когда-то снег…
А тут пищал когда-то лед…
Мы разве помним по весне
о том, что осень подойдет?

Утрами, только ото сна,
припоминаем мы слова.
И снова новая весна
нам неизведанно нова.

Тебе такой круговорот
легко и радостно понять.
Между камнями у ворот
трава прорежется опять.

Вот так же прорасти и нам
в иные годы и дела.
Трава не помнит, как она
безвестным зернышком была.

Три с лишком. Почти что четыре.
По-нашему вышло. Отбой.
Победа — хозяйка на пире.
Так вот ты какая собой!

Так вот ты какая! А мы-то
представить тебя не могли.
Дождем, как слезами, омыто
победное утро земли.

Победа! Не мраморной девой,
взвивающей мраморный стяг, —
начав, как положено, с левой
к походам приученный шаг,

по теплой дождливой погодке,
под музыку труб и сердец,
в шинели, ремнях и пилотке,
как в отпуск идущий боец,

Победа идет по дороге
в сиянии майского дня,
и люди на каждом пороге
встречают ее, как родня.

Выходят к бойцу молодому:
— Испей хоть водицы глоток.
А парень смеется: — До дому! —
и машет рукой на восток.

Я хочу быть твоею милой.
Я хочу быть твоею силой,
свежим ветром, насущным хлебом,
над тобою летящим небом.

Если ты собьешься с дороги,
брошусь тропкой тебе под ноги
без оглядки иди по ней.
Если ты устанешь от жажды,
я ручьем обернусь однажды,—
подойди, наклонись, испей.

Если ты отдохнуть захочешь
посредине кромешной ночи,
все равно — в горах ли, в лесах ли,—
встану дымом над кровлей сакли,
вспыхну теплым цветком огня,
чтобы ты увидал меня.

Всем, что любо тебе на свете,
обернуться готова я.
Подойди к окну на рассвете
и во всем угадай меня.

Это я, вступив в поединок
с целым войском сухих травинок,
встала лютиком у плетня,
чтобы ты пожалел меня.

Это я обернулась птицей,
переливчатою синицей,
и пою у истока дня,
чтобы ты услыхал меня.

Это я в оборотном свисте
соловья.
Распустились листья,
в лепестках — роса.
Это — я.

Это — я.
Облака над садом…
Хорошо тебе?
Значит, рядом,
над тобою — любовь моя!

Я узнала тебя из многих,
нераздельны наши дороги,
понимаешь, мой человек?
Где б ты ни был, меня ты встретишь
все равно ты меня заметишь
и полюбишь меня навек.

Что за ночь на свете, что за ночь!
Тихо как… Сейчас случится чудо.
Я услышу голос твой: «Мне худо!
Приходи… Ты можешь мне помочь».

Я вижу в окно человека,
который идет не спеша
по склону двадцатого века,
сухую листву вороша.

Куда он несет свою душу,
ее нескудеющий свет?
Но я его путь не нарушу.
Я молча гляжу ему вслед.

Но я не вспугну его криком.
Пускай он пройдет навсегда,
великий, в покое великом.
Мне только понять бы — куда?

Я все плачу — я все плачу —
плачу за каждый шаг.
Но вдруг — бывает! — я хочу
пожить денек за так.

И жизнь навстречу мне идет,
подарки дарит мне,
но исподволь подводит счет,
чтоб через месяц, через год
спросить с меня вдвойне…