Антология - Советская поэзия. Том первый

Всему есть мера и предел.
Но разною бывает мера.
На острие великих дел
Росла и крепла наша вера.

Мы мерим время не в часах,
А сердца нашего биеньем.
Идем на полных парусах
И каждый миг высоко ценим.

Бывает тяжко. Да, и так…
И смех порой омыт слезою.
Но тех, кто пал в огне атак,
Сменяют новые герои.

О, сколько пало на пути,
Спасая Родину от плена!
И рады мы, что подрасти
С тех пор уже успела смена…

Всему есть мера. Но для нас
Предела, видно, не бывает.
И меры нет. Великий час
Все измерения ломает.

Я не в силах время задержать,
Чтоб с тобой подольше жить на свете
Чтоб в лугах пьянила благодать
И к ногам клонилось разноцветье.

И ускорить время не могу,
Чтоб скорее минул час разлуки,
Чтобы ты раскрыла на бегу
Мне навстречу белым нимбом руки.

Но зато я верю, что у нас
Не уменьшат силы чувства даты.
Ведь могу же я любить сейчас
Так же, как любил тебя когда-то.

Знаю твердо: сохранит любовь
Нас такими, юными душою,
Как она хранила вновь и вновь
Нашу жизнь в огне на поле боя.

Мы не очерствеем в тишине,
Не состарят нас до срока годы.
Мы с тобой принадлежим весне
Всей Земли
и своего народа!

Как в акварель, в холодный вечер
Вписался сизый дым из труб.
Ложится мрак домам на плечи,
И окна вспыхивают вдруг.

Уж скоро нам, родная, тоже
Придется вечер свой встречать,
Но в сердце силы хватит все же
Не тлеть, а пламенем пылать.

Густеет сумрак над Подолом,
Правей — еще полоска дня…
Пусть будет вечер наш веселым
И полным жизни и огня!

Кручи — над киевским берегом крепость,
Летопись нового, прошлого эпос.

В небо вписались багряные клены,
Точно на крепости этой знамена.

Осень? Но песня не хочет покоя.
Хочет до туч дотянуться рукою,

Взвиться с заросшего кленами ската
В дали степные,
за Днепр,
на Карпаты,

Доблестный труд воспевать величаво.
Песня — как стяги!
Песня — как слава!

Не забываются слова
Ликбез, Комбед,
Рабфак и Смычка,
И это не одна привычка —
Сама эпоха в них жива.

На полустершихся листках
Они встают светло и зримо:
Пусть банды кроются в лесах,
Мы знаем: Новь — непобедима!

«Христос воскрес!» — гудят попы,
Но молкнут звоны чередою,
А тот, кто был вчера слепым,
Идет под Красною Звездою .

Вперед, на бой, путем крутым,
Защитник очага родного!
Не позабыть ни Фронт, ни Тыл , —
Победа светит вечно ново!

И не состариться словам,
Что нашу волю утвердили, —
Целинники, Орбита, БАМ , —
Все говорит о юной силе!

Из слов, чей ясен смысл и чист
Мы не утратили ни крохи,
И ныне слово
Коммунист
Неотделимо от эпохи!

Это детская затея —
Слой муки среди двора.
У какого богатея
Столько набралось добра?

Кто осыпал щедрой горстью
Этот лес и склоны гор?
Это кто, придя к нам в гости,
Выбелил земной простор?

Кто над горною рекою
В этот бесподобный миг
Леденящею рукою
Башни белые воздвиг?

Полно! Не мучной пыльцою
Запорошены дома, —
Прибежала к нам рысцою
Наша новая зима.

Стужи в горы прибежали,
Ветер бродит по земле.
Словно надпись на кинжале,
Узорочье на стекле.

Нашим добрым пешеходам
В лица дышит вновь пурга.
Нарядилась вся природа
В беспредельные снега.

И теперь не птичье пенье,
Солнца луч, зеленый лист —
Входит в дом оцепененье,
Злая стужа, ветра свист.

Так бери, мороз, потуже,
Сыпь снегами по земле, —
Не боятся дети стужи,
Хорошо им жить в тепле!

Наш Горький жив. Не знает смерти гений,
Он вновь проходит по родной земле.
Ему сияет солнце в день весенний,
На пьедестале он, как на скале.

Стоит он в гуще гула городского,
Простерся перед ним огромный путь.
Давно Москву не видел он. И снова
Сюда пришел, чтоб на нее взглянуть.

Он видит город, озаренный славой.
Он входит в радостный людской поток.
В кармане левая рука, а в правой
Он держит палку, статен и высок.

Шагая, он глядит орлиным оком,
Земли советской славный гражданин.
И чтит его казах в степи далекой,
В ауле горном славит осетин.

Вперед зовет он — зоркий, беспокойный,
В его призыве — правды торжество.
И злобный поджигатель новой бойни
Страшится слов немеркнущих его.

Великий Горький сил не пожалеет,
Чтоб мирно, в счастье жил родной народ
На то и сердце Данко пламенеет,
Чтоб людям освещать их путь вперед.

Так горьковское слово людям светит,
И видит Горький: хорошо вокруг.
Он и тогда все будет жить на свете,
Когда не будет нас с тобой, мой друг.

Ты понял, что распад сердец
Страшней, чем расщепленный атом,
Что невозможно, наконец,
Коснеть в блаженстве глуповатом,

Что много пройдено дорог,
Что нам нельзя остановиться,
Когда растет уже пророк
Из будничного очевидца.

Шумели волны под огнем маячным,
Я слушал их, и мне морской прибой
Казался однозвучным, однозначным:
Я молод был, я полон был собой.

Но вот теперь, иною сутью полный,
Опять стою у моря, и опять
Со мною разговаривают волны,
И я их начинаю понимать.

Есть волны-иволги и волны-прачки,
Есть волны-злыдни, волны-колдуны,
Заклятьями сменяются заплачки
И бранью — стон из гулкой глубины.

Есть волны белые и полукровки,
Чья робость вдруг становится дерзка,
Есть волны — круглобедрые торговки,
Торгующие кипенью с лотка.