Ирина Маркова - Белый Свет

Сгинул беса стон,

А над Русью в тишине

Колокольный звон.

Луна взошла над миром —

Который век подряд…

Над маленьким трактиром

Лишь облака парят.

Прозрачные волокна

От облака в пруду.

Трактир погасит окна

В семнадцатом году.

…А нынче вечер ясный —

Далёк от новостей.

Трактирщик ежечасно

Приветствует гостей.

Котлеты с пылу, с жару —

Пожарские, видать.

…Цыганская гитара

Поёт про благодать.

Запел цыган протяжно

Про лунный свет во мгле,

И сам трактирщик важный

Слегка навеселе.

Его судьба – как лодка,

Что мчит через реку.

Он заглушает водкой

Тревогу и тоску.

Двадцатый век с луною

Кружится на пруду —

Он встанет вдруг стеною

В семнадцатом году.

А нынче пели славно —

Цыган уже в седле,

И сам трактирщик явно

Давно навеселе.

Прозрачный месяц глянет —

Скользнёт в ветвях в саду,

Пока что гром ни грянет

В семнадцатом году.

Пусть песня жизнь украсит,

Забывши про беду…

Трактир огни погасит

В семнадцатом году.

Посвящается 42 новомученикам – священнослужителям г. Можайска, пострадавшим в годы репрессий

Когда в рассвете небо тает —

В лучах листва,

И с неба голуби слетают —

Их сорок два.

Не заблуждайтесь, то не птицы —

То свет от лиц,

Пришедший к нам, чтоб воплотиться

В прекрасных птиц.

Их можно видеть окрылённых —

Летят в тиши,

Их сорок душ неопалённых

Плюс две души.

То новомучеников души,

Как свет свечи.

Вели к закланью, жизни руша,

Их палачи.

Их жёг огонь, и мучил морок

В ночной тиши.

Можайских мучеников сорок —

Плюс две души.

В Можайске вновь в Никольском храме

Да и окрест

Вещает колокол о драме

И вечный крест.

Как Савастийские святые,

Шли до конца.

Ждут сорок душ венцы златые

Плюс два венца.

Война… Убогая, хромая…

Всю жизнь преобразила в рану.

Пять лет сквозь ад кромешный к маю

Шли страстотерпцы-ветераны.

Как из Египетского плена,

Перекроив войну-пустыню,

Не преклонившие колена,

Их души шествуют доныне.

И ветераны-пилигримы

Прошли, Всевышнему внимая,

Как купина, неопалимы,

К победному седому маю.

Как видно, свет сошёлся клином,

И мир страданья пережил,

В то время Гитлер над Берлином

В бессилье с вороньём кружил.

Но полегла воронья стая,

И «мессеров» померк металл,

И, над Берлином пролетая,

Вторым Иудой Гитлер стал.

Бойцы, как будто пилигримы,

В военной форме, с орденами,

Идут, идут неутомимо —

Их тени где-то рядом с нами.

Когда бы знал Иосиф Бродский,

Что снова вечности коснулся,

Про пилигрима спел Высоцкий —

Он лишь из боя не вернулся.

И спета Господу «Осанна!» —

Земля очистилась, встряхнулась —

То песнь седого ветерана

За Пасхой вслед весной вернулась.

Я Вам подарила зелёные розы

За майские строки, за майский мотив,

И, вытканы шёлком зелёной вискозы,

Стояли деревья, листву наклонив.

О го́дах военных, о го́дах далеких

Вы пели с гитарой, свет в окнах горел.

…Смотрелись деревья в зеркала высоких

Оконных проёмов у стен ЦДЛ.

О нём – ветеране, седом и бесстрашном, —

Звучала гитара, и пела струна,

О том, кто живёт уже веком вчерашним,

О том, о котором забыла страна.

О тех, кому память давно изменила,

О том, кому память навеки верна,

И как это страшно, и как это было,

Когда ему снилась и снилась война.

Про орден в ладони, как уголь горящий,

И жгущий нам души, и жгущий сердца,

Про взгляд ветерана, без звука кричащий,

О нём, о прошедшем войну до конца.

И майской Победой рассыпался вечер,

Рассыпав вокруг соловьиную трель,

И вечный старик за победою вечной

Идет сквозь зелёной листвы акварель.

Идет, а в глазах непролитые слёзы,

Идет в сорок пятом по майской весне.

…Я вам подарила зелёные розы

За вечные строки о вечной войне.

Век не исчерпан, только начат,

Но время набирает ход.

Спешат минуты, дни, а значит,

Всё так же мчит за годом год.

Листву роняя, дождь роняя,

Ушли и осень, и весна.

Я тщетно время догоняю,

И не догнать – обречена.

Прозрачным снегом заметает

Листву замерзшую январь.

Февраль завьюжит, март растает,

И щебет птиц звенит, как встарь.

Уж вечность лето в год вплетает,

Струится с неба дождь и свет.

Глядишь – и лето улетает,

И не одно, а много лет.

То суетимся мы, то ропщем,

И в сутолоке городской

Не замечаем мы, что, в общем,

До вечности подать рукой.

Хожу по жизни, как по кругу,

На дождь размениваю сны,

На снег размениваю вьюгу,

На осень – перезвон весны.

На дни размениваю вечность,

Иль на года – не всё ль равно,

А на задумчивость – беспечность,

На грусть – веселье и вино.

На холод – полдень разогретый,

На строчки – отдых и уют,

Но неразменною монетой

Любовь и Вера предстают.

Упал восток в стога и дали,

Притихла неизбежность дня,

От зноя сонного устали

Берёзы, ветки наклоня.

Пчела жужжащим вертолётом

Пронзает воздух голубой,

Её замедленным полётом

Полдневный мир даёт отбой.

Дремота ползает по травам,

Уснул кузнечик на траве,

По гулким рощам и дубравам

Гуляют тучи в синеве.

Им лень пролиться ливнем быстрым,

Роняют редкую слезу,

В дождинках мокнут солнца искры,

Уже предчувствуя грозу.

…Так медлит жизнь на пике лета,

Стремясь движение унять,

Лишь мы бежим по жизни где-то,

А вдруг по кругу? Как понять?

Пока мы думали-гадали,

День слушал летнюю жару.

…Упал восток в стога и дали,

Чтоб солнце встретить поутру.

Дождь льётся струйками с небес,

И будет литься над веками,

Заворожённый грезит лес

О раннем марте с ручейками.

И наше детство, словно март,

Прошло с туманом над полями,

И промелькнуло среди парт,

Как школьный вальс с учителями.

Заворожённый вальс плывёт,

На дни и годы невзирая,

И журавлиный плач зовёт,

Все сентябри в себя вбирая.

Часы церковные идут

Своим привычным жизни ходом,

А наше детство там и тут

Закаты путает с восходом.

Встал школы контур на заре.

Видать, у Бога все мы – дети,

И Ангел детства в сентябре

Так часто снится на рассвете.

Торопит жизнь отдать отчёт

Не за горой, не за морями —

И Ангел детства вновь влечёт

Нас в школьный дворик сентябрями.

Школьный дворик дремлет, неба лоскуток,