Анна Баркова - Возвращение: Стихотворения

Я — с печальным взором предтеча.
Мне суждено о другой вещать
Косноязычной суровой речью
И дорогу ей освещать.
Я в одеждах темных страдания
Ей готовлю светлый приём.
Выношу я гнет призвания
На усталом плече моем.
Отвергаю цветы и забавы я,
Могилу нежности рою в тени.
О, приди, приди, величавая!
Утомленного предтечу смени.
Не могу я сумрачным духом
Земные недра и грудь расцветить.
Ко всему мое сердце глухо,
Я лишь тебе готовлю пути.
Я — неделя труда жестокого,
Ты — торжественный день седьмой.
Предтечу смени грустноокого,
Победительный праздник земной!
Я должна, скорбный предтеча,
Для другой свой дух потерять,
И вперед, ожидая встречи,
Обезумевший взор вперять.

Я чую, чую — дышат миллионы
На миллионах трепетных планет
И шлют земле, творящей и смятенной
Своей сестре, торжественный привет.

Сольемся со вселенной беззаветно
В один любовный вечный поцелуй!
В пространствах человечество несметно
И разделилось на мильоны струй.

Бросаюсь я в вселенские объятья
Из-за оград наскучивших земных.
Мильоном рук стремлюсь миры обнять я,
Мильонами сердец проникнуть в них.

Мне тесно за стеной любви отдельных,
Я в ласках нежных космос утоплю.
Страдающих земных и запредельных
Единою любовью я люблю.

Я, мать, я, мать несметных человечеств,
Впиваю в сердце солнц вселенских свет,
И возлагаю радостно на плечи
Я бремена страдающих планет.

Придите ко мне, страдающие:
Я — ваша ласковая мать.
Веков величавых чающие,
Вам — любви моей печать.

Бойцы, колени склоните,
Опояшу я вас мечом.
Скорбные, ко мне прильните,
Отдохните, не помня ни о чем.

Века мое сердце билось
В объятиях железных сетей
А теперь оно раскрылось
Миллионам земных детей.

Мой сын — и старик согбенный,
Умудренный и зрелый — мой сын.
Я ласкаю юность умиленно
И голубиную мягкость седин.

Утомлённые лица детей
Я одной рукой осеняю;
А другой оттачиваю меч острей
И молнией стальной взвиваю.

Мои волосы слишком коротки,
Не расплетать их милой руке.
От ручейков прозрачных и робких
Я спешу к вселенской реке.

Не на лоне любви нежно-ревнивой
Я предаюсь голубиному сну,
На земной расцветающей ниве
Я к груди человечества льну.

Человечество — это мой возлюбленный,
Сужденный ныне мне на века.
Тобой не буду я приголублена,
Одного из отдельных рука.

Все мои речи суровы и резки,
Мне чужда прелестная немота.
Со мной идет вместо грации детской
Величавая твердая красота.

Смотрят звезды на меня по-иному,
Чем на прежних женщин смотрели,
С неба к сердцу тянутся струны
И поют о космической цели.

И входит мое сердце планетой
В систему любви вселенской.
Оледеневшим мирам расцветы
Приношу я нежностью женской.

Меня прокляло злое жречество,
Но заклятый круг прорвался.
Отдаю я любовь человечеству
Свободной Земли и Марса.

Украду я улыбку чужую,
Он пошлет ее при мне кому-нибудь,
И дорогой её перехвачу я
И спрячу в молчаливую грудь.
А ночью она осветит
Мое скорбное лицо звездой.
Хорошо себя приветить
Украденной улыбкой чужой.
И буду сердцем и смехом звенеть я
В часы скромного торжества,
А потом должна смолкнуть, побледнеть я
До минуты нового воровства.

Говоришь ты: путь вечерний темный
Неожиданным грозит.
А у окон старый дуб нескромный
Заворчит и заскрипит.

О, не бойся, милый мой, пролью я
Свет волос своих во мглу.
Ворчуна цветами обовью я
До вершины по стволу.

Приходи же смело, бестревожно:
Озарен вечерний путь.
Старый дуб тебя поднимет осторожно,
Передаст ко мне на грудь.

Над нежностью своей я молоток поднимаю;
А она целует меня без страха,
И кудрями с улыбкой меня обнимает —
Руке не удался взмах.

Нежность мое сердце точит и точит,
И прячется от всех стремительно.
Неведомо мне, чего она хочет.
Ах, всё это так мучительно!

Я в гнев прихожу. Молоток поднимаю.
В уголке сердца она прижалась.
Вместе с ней и сердце раздавишь, вижу сама я,
Ах, эти нежность и жалость!

Не смотрите на меня: я смешная,
На мне смешной и убогий наряд.
Слишком многое, верно, знает
Ваш насмешливо-хмурый взгляд.

Обручилась с мечтаньем покорно я,
И краснеет смешное лицо.
Но часто хочется в заводь черную
С дерзким смехом забросить кольцо.

Потаенным кольцом не хочу я
Приковаться незримо к нему.
Кольцо, смеясь, в песок затопчу я,
С гневом голову я подниму.

Я надену черный платок,
Его до бровей надвину,
И встану на тот уголок,
И потешу мою кручину.

Еще издали я замечу
Брови строгие, яркий румянец.
И знакомые шаг и плечи.
Сердце бросится в трепетный танец.

Он пройдет, меня не заметит,
А я его взглядом окину,
И что-то на миг осветит,
Приголубит мою кручину.

Побреду я за ним украдкой,
Снег не выдаст меня, пожалеет…
О, с какой пугливостью сладкой
Я буду взглядом его лелеять.

Он захлопнет калитку. Я вздрогну
И, прижавшись к воротам, застыну.
Он не слышит, как в светлые окна
Зазвенела моя кручина.

Я холодную свободу люблю,
Холодный свет ослепительный.
Зачем же теперь ловлю
Этот взгляд с жутью томительной?

С прозрачно-холодным покоем
Прощается дух безрадостный.
Куда я смятенье скрою
И страх истощающе-сладостный?

Перед этой верой клонюсь,
Перед этим взглядом суровым,
И руками духа тянусь:
А где веры моей оковы?

Говорю двойными словами
Я, мятежница-амазонка,
А сердце плачет тайными слезами
Пугливой женщины-ребенка.

Много глаз на меня смотрело приветливо.
Но твердого взора я не нашла.
В них или ложь змеилась увертливо,
Или дрожала пустая мгла.