Алексей Михайлов - Из жизни Олимпийских богов. Зевсиды

Им уделяя вниманье во множестве стран?

Косвенно ты угнетаешь творцов, а иначе

Был бы дороже богатства от Феба пеан!

Я не услышу, уверен, здесь просьб Аполлона,

Чтоб изготовил сандалии или «чепец»!

Он, как известно, не терпит вещизма полона,

А потому что наш брат светлокудрый – творец!»

124

«Не виноват я, Гефест, что такой я с рожденья —

Нравятся мне, если честно, интриги, обман!

И понимаю прекрасно твои рассужденья,

Что золотая казна не ценней, чем пеан!

Не попрошу я изделий из чистого злата,

Для кадуцея [1]достаточен блеск серебра.

Сделай, пожалуйста, этот подарок для брата!

Знай, что Гермес никогда не забудет добра!»

125

«Можешь идти и спокойно взирать на товары,

Будешь летать ты по миру быстрее гусей!»

Выковал юноша Вестнику крыльев три пары

И серебристо-сияющий жезл-кадуцей…

Вышел на берег залива кователь усталый,

Сел на огромный валун у прохладной воды,

И с удивленьем смотрел на закат ярко-алый,

На небосклоне узрев волокуши следы.

126

«За день работы измучились мощные кони,

Гелиос вынужден был погонять их кнутом.

Кто у кого оказался навеки в полоне?

Кажется мне, это тот, что в венце золотом!

Надо ему облегчить управленье конями,

Чтоб не терзали копытами те небосвод,

И не пугал окровавленный след за санями,

Сделаю лёгким для солнца закат и восход!»

127

«Как это сделать надёжно, пока неизвестно,

Но голова не напрасно мне Зевсом дана!

Быть волокуша на небе должна легковесна» —

Стал размышлять ювелир, резко встав с валуна.

Камень огромный немного скатился по склону,

Грохот его вмиг привлёк острый взор кузнеца:

«Если он сам может двигаться сверху к затону,

Значит, опора саней будет в форме кольца!»

128

В эту работу кузнец окунулся, как в воду —

Сосредоточился он на большом колесе:

«С лёгкостью Гелий покатится по небосводу,

Чтоб показаться планете в слепящей красе!

Кажется мне, одного колеса маловато —

Станет дорожка титана по небу крива!

Сделаю всё я из прочного сплава и злата,

И обязательно – ось, и колёс будет два!»

129

Вскоре и осень сменилась зимою бесснежной,

Гелий своей волокушей черкал небосвод…

Но совершенно нежданно на кромке прибрежной

Что-то затеял кователь, оставив свой грот.

Жизнь в олимпийском дворце потекла в ожиданье:

Что собирается строить там вольный кузнец?

Кузницу, дивный корабль иль прекрасное зданье?

Выведать это не смог и Зевеса гонец!

130

Часто на брег выходили морские девицы,

Нимфы лесные являлись и вместе, и врозь…

Собраны были златые ободья и спицы,

Кресло большое, оглобля и крепкая ось.

Первым с Олимпа примчался посланник тирана:

«Ты для кого изготовил повозку, кузнец?»

«Грустно смотреть мне на тяжкие сани титана,

Коий над миром несёт светозарный венец!»

131

Важно посланник богов обошёл колесницу:

«Гелиос будет в повозке красив и богат!»

Ловкий Гермес с хитрецою вдруг сузил зеницу:

«Хочешь, Гефест, переправлю её на закат?

Мне не составит большого труда – я с крылами,

Да и повозка твоя для посланца – не вес!

Надо заняться тебе, брат, другими делами —

Ждёт кузнеца с нетерпеньем могучий Зевес…»

132

Стал ювелир подниматься неспешно на гору:

«Завтра увижу на небе ретивых коней!

Быть колесница должна Светозарному впору —

Очень удобно титану сидеть будет в ней…

Нужным сейчас становлюсь для всего пантеона:

Бусы, цепочки, мечи и отделка дворца…

Но ничего Феб не просит для муз Геликона —

Злато, увы, мало значит для бога-творца…»

133

Вспомнил с улыбкой Диониса добрый кователь:

«Бродит с менадами где-то мой брат-весельчак…

Нравится мне винограда и вин созидатель,

Жаль, что не манит гуляку семейный очаг…»

Так размышляя, поднялся Гефест на вершину,

И, не скрывая изъян, похромал по дворцу,

В зал он вошёл и направил свой путь к властелину,

Видя, как быстрый Гермес что-то шепчет отцу.

134

«Вот и творец колесницы пожаловал в гости!

Долго хвалил за работу тебя ловкий брат!

Вижу, что копоть на лике подобна коросте,

Значит, живёшь, ювелир, без любви и отрад?

Или не холят любимца теперь нереиды,

Иль без Афины прекрасной немил белый свет?

Понял уже, что не любят жениться Зевсиды,

Только призвал я тебя не для праздных бесед!

135

Видел работы твои я, создатель творений!

Великолепны они, я хвалю, ювелир!

В каждой вещице полно новизны, изощрений,

Но красота не спасёт от чудовища мир!

В Этну [2]направь, Огневластец, усталые стопы,

Новые молнии надо сковать для меня!

А помогать на Сицилии [3]будут киклопы —

Пусть согреваются там у живого огня!»

136

«Краткого отдыха нет молодому таланту! —

Молвил с улыбкой царю простодушный Гефест. —

Ныне – с киклопами в Этну, а завтра – к Атланту,

Времени нет для отбора прекрасных невест…»

Зевс усмехнулся, погладив ладонью бородку:

«Эта задача проста, мой наивный кузнец!

Если ты молнии быстро скуёшь мне в охотку,

То я невесту тебе приведу во дворец!»

137

«Даже не знаю, отец, что сказать мне на это…

Разве опять разболелась твоя голова?»

«Иронизируешь, сын мой, не хуже поэта —

Как ювелир, ты изящно сплетаешь слова!

Мы пошутили и хватит! Не сыпь соль на рану!

Молнии жду от тебя, как пустыня – дождей!

Вестник, киклопов отправь поскорее к вулкану,

Чтоб отличиться сумел предо мной чудодей!»

138

Зная, что могут возникнуть бои средь титанов

Молнии острые сделал кователь отцу —

В каждой из них он собрал мощь десятка вулканов —

Стрелы могли превратить даже скалы в пыльцу.

И, покидая вулкана любимого склоны,

Выковал много златых и серебряных стрел —

Кои подарит божественным детям Латоны,

Зная, что каждый из них и разумен, и смел.

139

Зевс размышлял в тишине, находясь на престоле:

«Шлем-невидимку себе возжелал брат Аид,

А Посейдон наживёт от трезубца мозоли,

Если начнёт разбивать им крепчайший гранит…

Мне же Гефест изготовит подарок гремучий —

Изобретателен сын мой, нет в мире таких!

Жаль, что в любовных делах он жених невезучий —

Очень доверчив и честен, незлобен и тих…

140

Кто же способен его оценить по заслугам?

Будет Гефеста любить хоть одна из богинь?» —

Мысленно Зевс пробежался по бывшим подругам,

Глядя с престола златого в небесную синь.

Он вспоминал о красавицах этих с оглядкой,

Помня, они безвозмездно любили царя,