Юрий Мышонков - Храни вас Бог!

В огонь и старый

Идет, и малый —

Расправил крылья

Их Ожел бялый [2]…

По всей Варшаве

Команда Бужа:

Такой вот август —

Огонь и стужа…

Сражались стойко,

Сражались честно —

Уже отбито

Все Старо место [3],

Еще надежда:

У самой Вислы

Советских армий

Стоят танкисты…

Атаки ждали,

Да все напрасно —

Раздумал Сталин,

Холера ясна [4],

В костелах свечки

Дрожат из воска:

Храни Варшаву,

О Матка Боска [5]…

Молитв иль крови —

Чего там больше?

Но все во славу

Великой Польши…

Октябрь

Сыро, ветрено, дождливо —

Больше осени не верь,

Вряд ли кто-то торопливо

Нынче выскочит за дверь…

Отдарила осень наша

Бабью щедрую теплынь —

На дворе такая каша

И безрадостная стынь…

Дождь промозгло и уныло

Мажет серым этажи —

Так октябрь захолодило,

Что и носа не кажи…

В переходе…

В переходе бабушка дряхлая стоит,

Может, строчки Бунина про себя бубнит,

И идти ей некуда, впрочем, никуда,

И в ногах мешаются два слепых кота…

Пролетела юность бунинской аллеей,

А теперь за хлебом ходит еле-еле,

И дождем, и ветром достается пусть —

А она читает строчки наизусть…

Сколько же обломков нашего народа —

Им на всех не хватит в жизни перехода,

А они всё дышат и дожить хотят,

Под ногами видя маленьких котят…

Без ответа…

В черном небе капли света,

Словно капли молока,

Можно жить и без ответа,

Если правда далека…

Коль к ответу не готовы

В кривде ересьных оков,

Можно в жизни без основы,

Хоть и шатко без основ…

Мир прекрасен и умилен —

Ночью темень, утром свет,

И прекрасно без извилин,

Как сказал один поэт…

Просто жить и ненавидеть

Так, признаться, не готов:

Я хочу его увидеть —

Богородицы Покров…

Позволь…

Мне все милее лавочки и столик,

И на газете краковский изгиб:

Покуда крестиком не перечеркнут нолик,

Я не погиб, поверьте, не погиб…

Всего полшага жизни до откоса,

Но в сантиметре от него замру:

Еще споет поэт правдоголосо,

До этого, поверьте, не умру…

А лавочки все граффити исчерчены —

Вливаю яд и Господа прошу:

Пока все темы в мыслях не исчерпаны,

Позволь, я их стихами допишу…

Иоанн Грозный

В несчетный раз опять в тумане

Встречала перемены Русь,

Коль на престоле Иоанне —

Валися в ноги да не трусь…

Насквозь орлиным видит оком,

По крови Рюрику под стать,

А славой выйдет или боком —

Не вам, холопьям, и мечтать…

Царь начал любо да разумно,

Не допускал пустой навет,

А там, где правильно да умно,

То слушал и чужой совет…

Да жаль, недолго продолжалось —

Бесовский недуг тут как тут:

И Государю показалось —

Его бояре изведут…

Найдут законному замену,

Набатом вздорный бросят клич:

Так, значит, топором измену —

Быть земщине, царю – опричь…

И завертелось маскарадом,

Где кровь, где талая вода,

И наяву казалась адом

В огне Малюты борода…

Взаправду грозным, сыроедным

Обрел опору и покой —

Везде по душам убиенным

Таскал синодик за собой…

А кто синодик тот отыщет,

Сочти написанное встарь:

Четыре с половиной тыщи

Замучил русский государь…

А от опричнины в то время

Стоял по царству стон и вой:

Всё их права – гляди, у стремя

Метла с собачьей головой…

Поди не дай-ка им ответу,

Аль убеги и затворись:

Грызут измену – есть ли, нету —

Царевы люди, покорись…

И верный Курбский ногу в стремя,

Рвет давней дружбы тетиву —

Тут сохранить бы честь и племя,

Хоть на кулички, хоть в Литву…

А царь от пыток утешался —

Все по-простому: дыба, плеть,

И мало кто не соглашался,

Чтоб поскорее помереть…

Но богу душу – нет, шалите! —

Крамолу выхаркни на стол,

А вы, подьячные, пишите,

Кто подрывает под престол…

Такого воя, плача, мата

Без лютой боли не излить,

А царь двоюродного брата

Повелевает отравить…

Старшому сыну на поживу

Дворы, угодья, купола,

Племянников оставил живу,

Двоих на милость, мал-мала…

Блуд не скрывал от слуг напрасно —

Из носу гнойная капель,

Уж наворочал сладострастно

Наш семиженец и кобель…

Он был и ритор, и воитель,

Себя игуменом польстил,

А приглядись – палач, растлитель,

Похоже, черт его крестил…

И будут зло его и муки

Народа память долго жечь —

В крови-то не по локоть руки,

Промокли кровушкой до плеч…

Доносов черных выше кипа,

Да сверху не орел – сова,

Лишь белы грамоты Филиппа:

В них увещания слова…

Да не дожить митрополиту —

Уже прочли за упокой,

И быть заступнику убиту

Малюты грязною рукой…

Но зацветет весною липа,

Устами листьев повторит

Нам снова грамоты Филиппа:

Его молитвам рай открыт…

А Грозный – кто он? Прах от праха,

На шее русской полувек,

Сам по ночам дрожал от страха:

Всяк перед Богом человек…

Но от России неотвязный —

И крови хватит, и чернил:

Ты грозный на роду и грязный —

Такой вот титул получил…

Что земли Пскова ли, Казани

Приобрела за это Русь —

Сиди на троне, Иоанне:

Мы люди тихие, не трусь…

К снегу…

К снегу багряные кисти,

Наших, простых кровей,

Падают медные листья

На белизну церквей…

И в предзакатном блеске

Как-то не верится в смерть,

И на осенние фрески

Больно глазам смотреть…

Тянемся к свету и снегу,

В жилах стихает страсть —

Хочется прямо с разбегу,

Руки раскинув, упасть…

Лишние минуты

Неприкаянно и гадко

Осенью напиться,

Да еще одна загадка —

Поутру не спится…

Отчего-то сердце ноет,

Вот оно какое,

И собака тихо воет,

Не дает покоя…

Под такие, право, ноты

Только обернешься —

Всё невзгоды и заботы,

И не разогнешься…

Но бывает, как от мака,

Спится ненароком,

И сопит, сопит собака

В тишине под боком…

Снятся мокрые осинки,

Ветрами согнуты,

И блестят твои слезинки —

Лишние минуты…

Приезд в Челябинск

К высочайшему визиту

Главы Российского Императорского

Дома в Челябинск

А здесь, в Челябинске, бело,

Хотя снегов и маловато:

Лишь кое-где комками вата —

Ее приезжим намело…

Зима про звездный свой кафтан

Забыла по девичьей неге —

Раз так, помолится о снеге

За всех владыка Феофан…

А значит, сахарным безе

Покроет по молитве скоро,

И подновит побелкой споро

Весь легендарный ЧТЗ…

А холода идут на нас,

Спаяет зимняя застава

Своей бронею ледостава

Озер оконца и Миасс…

И с красотою воцаря

Уральской сказочной ривьеры,