Юрий Мышонков - Храни вас Бог!

Но праведно горит,

И бронза лентой полукружья

Про славу русского оружья

Европе говорит…

Война двенадцатого года

Ох, далеко шагает мальчик;

пора бы унять его.

А. В. Суворов

А мальчик широко шагал

По европейской мелкой карте:

Вот так капрал Буонапарте! —

Полмира под себя подмял.

Черты надменные лица,

Горячий корсиканский норов:

Его бивал еще Суворов,

Да не добил тогда птенца.

А тут монархии у ног

Встречают колокольным звоном:

Орел теперь Наполеоном

Глядит все дальше на восток…

Его желаний не унять,

Молчит придворная Кассандра:

Корону «брата Александра»

Он начинает примерять.

С такою гвардией – весь мир:

Махнул перчаткой гордый демон

И двинул армию за Неман,

Фортуны ветреной кумир.

И встрепенулся тихий край,

Две русских армии отходят,

Хоть нашим войском верховодит

Вояка опытный Барклай.

Свой план войны составил он,

Предельно выверен и ясен,

Но с ним всецело не согласен

Горячий князь Багратион.

А у мортир мотив один:

Война не шахматное поле —

Сошлись в бою по Божьей воле

Француз, шотландец и грузин.

А всё солдатам воевать —

Уж осаждён Смоленск врагами,

Но, ощетинившись штыками,

Мы не желаем отступать…

Горели ночи ярче дня:

Здесь наша слава зачиналась,

В крови и пламени ковалась

Российской гвардии броня.

Оставлен город: дым и гарь,

Пора остановить французов.

Возглавит армию Кутузов —

Решает верно государь.

Солдат воспрянет духом с ним,

А то ползут уж кривотолки,

Что тот воитель в треуголке

Антихрист и непобедим.

Коль с нами Бог, то кто на ны?

Фельдмаршал даром что без ока,

Да видит зорко и далёко —

Аж до самой Березины…

Однако время приступать:

Объехал строй неспешным ходом

И молвил: «Да с таким народом

Не смеем боле отступать!»

Он знал, седой и мудрый князь,

Сутуля старческую спину:

Французы будут жрать конину

И ткнутся мордой прямо в грязь.

Судьба прядет веретено,

И бегать больше не годится,

Пора с противником сразиться —

И пробил час Бородино!

Под барабанный дробный град

Вели свои полки по праву

Бесстрашный Ней, угрюмый Даву

И восхитительный Мюрат.

Недалеко и до беды:

Под шум охотничьего гона

Цепные псы Наполеона

Вцепились в русские ряды.

Да быстро выветрился пыл —

От наших никаких поклонов:

Стоят Раевский и Ермолов,

А Платов бьет француза в тыл.

Атаки сломан четкий ряд:

Грозят проесть до самой плеши

Багратионовые флеши,

И насмерть русские стоят!

Напрасно прозвучал отбой,

Ведь разыгрался не бумажный —

Бой настоящий, рукопашный,

Атаки нашей штыковой.

С годами подвиги видней —

Потомки вспоминают снова

В веках Кутайсова, Тучкова —

Героев тех великих дней.

Сраженье стихло: одержал

Кутузов важную победу,

Но Бонапарт идет по следу,

Хотя изрядно подустал.

Не победитель – pourquoi?

Ему в шатре походном снится

В поклоне русская столица,

Благословенная Москва.

Фельдмаршал не ложился спать:

Он властью, данной государем,

Прорек, как кулаком ударил:

«Москву приказываю сдать…»

Кутузов многий гнев навлёк,

Но на глазах всего народа

В грозу двенадцатого года

Он всю Россию уберег.

И чья заслуга, чья вина,

Что злому гостю стало тесно,

Что отступление как бегство,

Что партизанская война?

Все было в давнюю войну:

Себя спасающий красавец,

Горящий Малоярославец,

И мост через Березину.

А так – капралу бы шагать,

Крутой показывая норов,

Но нам наказывал Суворов

Уже давно его унять…

Признание

Над Москвою гроза – слеза,

А подальше все сушь – глушь,

И укором в упор глаза,

И размытая тушь…

Потому что на дно вино,

Без него у меня ни дня,

И ослепла душа давно

В темноте без огня…

Над Москвою погром – гром,

А отъедешь там тишь – лишь,

И колотит с утра синдром,

В это время ты спишь…

Ну а я среди льдин – один,

И немеет слегка рука,

И стесняясь своих седин,

Наливаю пивка…

Над Москвою таран – ураган,

А подальше уже – Киже,

Я по жизни не хам – хулиган,

Правда, с верой в душе…

И слепая душа – хороша,

Только трудно ей жить и быть,

Не имеет душа ни шиша,

Но умеет любить…

Над Москвою как раз в этот час

Льется шорохом дождь – ложь,

Я пишу пару фраз для нас,

Ты меня не тревожь…

Мне укором глаза в глаза,

Несусветная глушь – чушь,

Над Москвою гроза, как слеза,

И размытая тушь…

Не уйти…

Желанья и чувства

Привычную жизнь хороводят,

И сердце вдогонку,

Сбиваясь, летит через раз,

Я знаю, что люди

По жизни налево уходят,

Но мне не уйти

От твоих понимающих глаз…

Попробуй солгать —

Несознанкой слова колобродят,

Во лжи все сложнее

Сложить пару праведных фраз,

Я знаю, что люди

Частенько берут и уходят,

Но мне не уйти

От твоих понимающих глаз…

Желанья и чувства

На дне и на взлете находят,

Смешная лазейка

В больной превращается лаз —

Я знаю, что люди

Бросают любовь и уходят,

Но мне не уйти

От твоих понимающих глаз…

Дуракам…

Еще хорошего пока

Я не слыхал про дурака:

Ведь у того, кто неумён,

Как видно, просто нет имён.

И люди смотрят свысока

На записного дурака,

Хоть от него – и в этом соль —

Не отличаются нисколь.

Тихонько прыскают в кулак:

Ты посмотри, какой дурак!

Не знают эти рожи,

Как на него похожи…

Летят года, бегут века,

А валят все на дурака:

Что в умных сказано речах —

У дурня сразу на плечах,

И с чем разумному никак —

С тем в шутку справится дурак,

И что разумному огрех,

То дураку почти не грех.

Разумный стонет: нет, невмочь,

Но тут дурак спешит помочь,

А если что, то дурака

Ответят крепкие бока.

Как часто умный умным враг,

А в стороне стоит дурак,

И все, что умному – прибить,

То дурню хочется любить:

Ему же все проклятия

Вне всякого понятия…

В миру несовершенен,

Для умных – чуть блаженен,

Когда нальют, тогда и пьет,

Душа поет – и он поет,

И тянет в бой кулацкий

Весь нрав его дурацкий.

И если даже на войну,

То отстоит свою страну

И мир удержит на руках,

Врага оставив в дураках.

Еще хорошего пока

Я не слыхал про дурака:

Ведь у того, кто неумён,

Как видно, просто нет имён.

На самом деле – все не так:

Живет в веках Иван-дурак!

По окончании строки

Прошу – впишите в дураки…

День осенний

День осенний – вкуснота

С небольшой горчинкой,

И над миром высота