Роберт Рождественский - Лучшие стихи

К телефону подошла жена. Помощник назвал ее по имени-отчеству и спросил: «Будет ли Ваш муж дома от 17 до 18 часов?.. Пожалуйста передайте, что звонили от такого-то…»

Приходишь домой и узнаешь эту новость. Делаешь равнодушный вид (мол, подумаешь, обычное дело). Хотя внутри что-то екает. Равнодушного вида не получается. Ждешь, волнуешься, – (почему?) – на часы поглядываешь чаще, чем нужно. (Ну почему? Бред какой-то! Не будь идиотом!..) Странная гордость, смешанная со страхом, охватывает тебя. (Дважды идиот!)

И вот – звонок. Вроде бы обыкновенный, но ты сразу догадываешься: оттуда … (Ах, телепат хреновый! Внебрачный внук Ванги…)

«Это такой-то?.. Здравствуйте! С Вами будет говорить…»

Дальше – небольшая пауза. Государственная тишина в трубке. А ты чувствуешь себя пацаном. (Господи, да что с тобой? Опомнись! У тебя же дети, внуки!..)

«Здравствуйте! Я хотел бы сердечно поблагодарить Вас за очень нужные стихи…»

Он продолжает говорить, а ты уже не ты, совсем не ты. Лепечешь что-то в ответ и ощущаешь, как в тебе все виляет !! И говоришь почему-то не своим голосом, каким-то бодро-пионерским, рапортующим . И фразы одна тупее другой! Но ты доволен, ты в восторге, ты счастлив!

Получается, что ты ждал этого звонка полжизни. Или – четверть. И вот пришел он – этот исторический миг. Ты заслужил ! (Чего?) Ты дрожишь. (От чего, бедненький?)

Не знаю. Наверное, от рабства.

Заметили. Отметили. Оценили. (Что? кто?!) душе стыдно и возвышенно.

Почти сразу же понимаешь, что во что-то вляпался. То ли – в дерьмо, то ли – в варенье. И тебя не отпускает чувство мерзостной благодарности или благодарной мерзости.

О, как ты кивал во время разговора, стихотворец! Как замечательно ты кивал! Всем, чем мог, кивал! Как ты жаждал отблагодарить за высокую милость! (Раб! раб! четырежды – раб! ну, почему-у-у?!)

Такие мы.

А может, один я такой. Но до сих пор обидно.

Мы живем совсем не скучно.

Только запах, как от скунса.

…из-за отсутствия Моцарта

травят друг друга Сальери.

Вслушайтесь!

Вглядитесь!

Убивают

время.

Убивают время

сообща и в одиночку.

Будто бы друг с другом соревнуясь:

кто скорее?

Убивают в полдень.

Убивают ночью.

Убивают время

нахально и молитвенно.

Убивают время

стыдливо и истошно.

Убивают

прямо перед окнами

милиции!

(Что там

«перед окнами».

За окнами —

тоже…)

Люди спотыкаются.

Погоду ругают.

На площадках лестничных

толкутся вдвоем.

Зазывают в гости.

Так и предлагают:

«Приходите…

Как-нибудь

вечерок…

убьем…»

Люди суетятся.

Люди верят в слухи.

Ссорятся.

Ждут из Саратова

родных.

Убивают время!

После —

моют руки.

Чтоб не оставалось крови

на них…

Люди

убивают время отрешенно.

Пухлые портфели загадочно несут.

Убивают

собственное время.

И чужое.

И никто

за это

не зовет их в суд.

И никто —

ни разу! —

не вручает похоронных.

Мол, «погибло время.

Нужнейшее.

Зазря…»

Падают

минуты

повзводно

и поротно.

Начиная

с самого первого

января…

Мертвые минуты молчат,

не обижаются.

Мертвые минуты

выстраиваются в века…

Зачем люди

плачут?

Чего докторам

жалуются,

что мало успели сделать,

что жизнь —

коротка?

Все хочу я увидеть.

Хочу испытать.

Все, кроме смерти.

И услышать все шепоты мира

и все его грохоты.

Но даже и то, что небесный Госплан

отпустил мне по смете,

я честно приму.

И вместе с друзьями

потрачу до крохотки…

Все желания могут исполниться,

кроме самого яркого —

колеса машины времени

ржавеют – несмазаны…

А мне б

откусить

от того матросского яблочка!

А мне бы

почуять

рукопожатье товарища маузера!..

Это вовсе не кровь,

это время в жилах играет.

Пусть потом разберутся,

кто гений,

кто трус,

кто воин.

Ведь не тогда человек умирает,

когда умирает.

А тогда, когда говорит:

«Я собой доволен…»

Я собой доволен…

И можно готовить деньги,

заказывать место на кладбище

и траурный выезд…

А в соседнем сквере

кудахчут хорошо одетые дети.

И не знают еще,

что им досталась эпоха —

на вырост!

Мы об этом тоже не знали.

Мы не верили, что состаримся.

И что однажды

на сердце у каждого

истина выжжется:

никогда не бывает Счастье

конечной станцией!..

…Потому-то и кружится этот мир.

Потому он

и движется.

Подступала поэма.

Она изводила меня.

То манила доступностью легкой,

а то – не давалась.

Подступала поэма.

Звучать начинала, дразня.

А потом

за границами голоса

вдруг оставалась…

Если я уезжал,

то она меня честно ждала,

терпеливо ждала

на ступенях у самого дома.

Подступала поэма.

Невнятной и точной была.

Сумасшедшей и невозмутимой.

Жестокой и доброй…

А однажды приснилось мне:

я нахожусь на посту.

И ночная дорога,

как пеной,

туманом закрыта.

Вдруг почувствовал я,

как приходит

в мою немоту

ощущение ритма,

звенящая яростность

ритма!

Этим медленным ритмом

я был, будто льдами,

затерт.

Он во мне тяжело нарастал,

колыхаясь и зрея…

– Кто идет? —

закричал я.

– Стой!

Кто идет?..

И услышал спокойный ответ:

– Время.

Память

за прошлое держится цепко.

То прибывает,

то убывает…

В школе

когда-то были оценки

две:

«успевает»

и «не успевает»…

Мир из бетона.

Мир из железа.

Аэродромный разбойничий рокот…

Не успеваю

довериться лесу.

Птицу послушать.

Ветку потрогать…

Разочаровываюсь.

Увлекаюсь.

Липкий мотив

про себя напеваю.

Снова куда-то

бегу,

задыхаясь!

Не успеваю…

Не успеваю.

Время жалею.

Недели мусолю.

С кем-то

о чем-то

бессмысленно спорю.

Вижу

все больше вечерние

зори.

Утренних зорь