Борис Гребенщиков - Серебро Господа моего

Тем, кто держит камни для долгого дня,
Братьям винограда и сестрам огня,
О том, что есть во мне,
Но радостно не только для меня.
Я вижу признаки великой весны,
Серебряное пламя в ночном небе,
У нас есть все, что есть.
Пришла пора, откроем ли мы дверь?

Вот едут партизаны полной луны,
Мое место здесь.
Вот едут партизаны полной луны.
Пускай…

У них есть знания на том берегу,
Белые олени на черном снегу.
Я знаю все, что есть, любовь моя,
но разве я могу?
Так кто у нас начальник и где его плеть?
Страх – его праздник и вина – его сеть.
Мы будем только петь, любовь моя,
Но мы откроем дверь.

Вот едут партизаны полной луны,
Мое место здесь.
Вот едут партизаны полной луны.
Пускай их едут.

Возьми в ладонь пепел, возьми в ладонь лед.
Это может быть случай, это может быть дом,
Но вот твоя боль, так пускай она станет крылом,
Лебединая сталь в облаках еще ждет.

Я всегда был один – в этом право стрелы,
Но никто не бывает один, даже если б он смог,
Пускай наш цвет глаз ненадежен, как мартовский лед,
Но мы станем, как сон, и тогда сны станут светлы.

Так возьми в ладонь клевер, возьми в ладонь мед,
Пусть охота, летящая вслед, растает, как тень.
Мы прожили ночь, так посмотрим, как выглядит день,
Лебединая сталь в облаках – вперед!

Те, кто рисует нас,
Рисуют нас красным на сером.
Цвета как цвета,
Но я говорю о другом:
Если бы я умел это, я нарисовал бы тебя
Там, где зеленые деревья
И золото на голубом.

Место, в котором мы живем –
В нем достаточно света,
Но каждый закат сердце поет под стеклом.
Если бы я был плотником,
Я сделал бы корабль для тебя,
Чтобы уплыть с тобой к деревьям
И к золоту на голубом.

Если бы я мог любить,
Не требуя любви от тебя,
Если бы я не боялся
И пел о своем,
Если бы я умел видеть,
Я бы увидел нас так, как мы есть,
Как зеленые деревья и золото на голубом.

Ветер, туман и снег.
Мы – одни в этом доме.
Не бойся стука в окно –
Это ко мне,
Это северный ветер,
Мы у него в ладонях.

Но северный ветер – мой друг,
Он хранит все, что скрыто.
Он сделает так,
Что небо станет свободным от туч
Там, где взойдет звезда Аделаида.

Я помню движение губ,
Прикосновенье руками.
Я слышал, что время стирает все.
Ты слышишь стук сердца –
Это коса нашла на камень.

И нет ни печали, ни зла,
Ни горечи, ни обиды.
Есть только северный ветер,
И он разбудит меня
Там, где взойдет звезда
Аделаида.

Поколение дворников и сторожей
Потеряло друг друга
В просторах бесконечной земли,
Все разошлись по домам.
В наше время,
Когда каждый третий – герой,
Они не пишут статей,
Они не шлют телеграмм,
Они стоят как ступени,
Когда горящая нефть
Хлещет с этажа на этаж,
И откуда-то им слышится пение.
И кто я такой, чтобы говорить им,
Что это мираж?

Мы молчали, как цуцики,
Пока шла торговля всем,
Что только можно продать,
Включая наших детей,
И отравленный дождь
Падает в гниющий залив.
И мы еще смотрим в экран,
А мы еще ждем новостей.
И наши отцы никогда не солгут нам.
Они не умеют лгать,
Как волк не умеет есть мясо,
Как птица не умеет летать.

Скажи мне, что я сделал тебе,
За что эта боль?
Но это без объяснений,
Это, видимо, что-то в крови,
Но я сам разжег огонь,
Который выжег меня изнутри.
Я ушел от закона,
Но так не дошел до любви.

Но молись за нас,
Молись за нас, если ты можешь.
У нас нет надежды, но этот путь наш,
И голоса звучат все ближе и строже,
И будь я проклят, если это мираж.

Ты – дерево, твое место в саду,
И когда мне темно, я вхожу в этот сад.
Ты – дерево, и ты у всех на виду,
Но если я буду долго смотреть на тебя,
Ты услышишь мой взгляд.

Ты – дерево, твой ствол прозрачен и чист,
Но я касаюсь рукой, и ты слышишь меня.
Ты – дерево, и я как осиновый лист,
Но ты ребенок воды и земли, а я сын огня.

Я буду ждать тебя там, где ты скажешь мне,
Там, где ты скажешь мне,
Пока эта кровь во мне и ветер в твоих ветвях,
Я буду ждать тебя, ждать тебя.

Ты – дерево, твоя листва в облаках,
Но вот лист пролетел мимо лица.
Ты – дерево, и мы в надежных руках.
Мы будем ждать, пока не кончится время,
И встретимся после конца.

Очарованный тобой
Мой лес – ослепительный сад,
Неподвижный и прямой все дни.
Кто мог знать, что мы
Никогда не вернемся назад,
Однажды выйдя из дверей.

Очарованный тобой, я ничего не скажу,
Между нами нет стекла и нечего бить.
Кто мог знать, что нам –
Нам будет нечего пить,
Хотя вода течет в наших руках…

Скажи мне хоть слово, я хочу слышать тебя!

И оставленный один, беззащитен и смят.
Этот выбор был за мной, и я прав,
Вот мой дом, мой ослепительный сад
И отражение ясных звезд
В темной воде, в темной воде, в темной воде…

Когда отряд въехал в город, было время людской доброты.
Население ушло в отпуск, на площади томились цветы.
Все было неестественно мирно, как в кино, когда ждет западня.
Часы на башне давно били полдень какого-то прошедшего дня.

Капитан Воронин жевал травинку и задумчиво смотрел вокруг.
Он знал, что все видят отраженье в стекле и все слышат неестественный стук.
Но люди верили ему, как отцу, они знали, кто все должен решить.
Он был известен, как тот, кто никогда не спешил, когда некуда больше спешить.

Я помню, кто вызвался первым, я скажу вам их имена.
Матрос Егор Трубников и индеец Острие Бревна,
Третий был без имени, но со стажем в полторы тыщи лет.
И прищурившись, как Клинт Иствуд, капитан Воронин смотрел им вслед.

Ждать пришлось недолго, не дольше, чем зимой ждать весны.
Плохие новости скачут как блохи, а хорошие и так ясны.
И когда показалось облако пыли там, где расступались дома,
Дед Василий сказал, до конца охренев: наконец-то мы сошли с ума.

Приехавший соскочил с коня, пошатнулся и упал назад.
Его подвели к капитану, и вдруг стало видно, что Воронин был рад.
Приехавший сказал: О том, что я видел, я мог бы говорить целый год.
Суть в том, что никто, кроме нас, не знал, где здесь выход, и даже мы не знали, где вход.