Александр Межиров - Какая музыка была!

В «Кадиллаке» сможешь прокатиться,
На ходу вкушая от щедрот.
Вообще знакомство пригодится
И себя окажет в свой черед.

Если же кумира для острастки
За Мао Цзэдуна поведут
И продержат до утра в участке, —
Ты сумеешь выгадать и тут.

Позвоню на виллу Сименону,
Сименон ажанам позвонит —
Тары-бары, и тебя без шмону
Выпустят в объятья аонид.

В департамент не пойдет «телега»,
Ну а если даже и пойдет, —
Для другого я, для Alter ego
Целесообразный поворот.

Даже и «телега» – не расплата,
Если воплощаются мечты, —
В протоколе комиссариата
За кумиром напечатан ты.

Ты исполнил миссию святую
По благоустройству бытия, —
За кумиром, через запятую,
Значится фамилия твоя.

На одной руке уже имея
Два разэкзотических кольца,
Ты
уже
идешь,
уже наглея,
Но пока
еще не до конца.

В пику монпарнасским летописцам,
Ты живешь, осуществляя план,
Рыночным, холодным любопытством
К людям, книгам, сплетням и делам.

Кроме любопытства ледяного,
Ничего иного своего,
Впрочем, это для тебя не ново, —
Знаешь сам, что нету ничего.

Ощущаешь сам – и это чувство,
Вожделенью лютому назло,

Долю вносит в околоискусство
И в неподалекуремесло.

И непереваренного Ницше
В животе приталенном неся,
Ты идешь все выше, то есть ниже,
Ибо можно все, чего нельзя.

Преисполнен гонора и спеси,
Человеком не был,
сразу сверх —
человеком стал в эпоху пепси, —
Энциклопедистов опроверг.

Ты идешь, способный на любое, —
Только пользой чутко дорожа,
В шляпе настоящего ковбоя,
Выхваченной из-за рубежа.

В разлюли-малине распроклятой,
На Монмартре нашем дорогом,
Будешь ты клиент и завсегдатай,
Ежели не будешь дураком.

Ты сперва за все меня за это
Будешь очень сильно уважать.
А потом за все меня за это
Будешь от души уничтожать.

Нажимай, снимай поглубже стружку
Со спины того, кто превратил
В жалкую игрушку-побегушку
Твой холодный олимпийский пыл.

Не жалей, выслеживай, аукай, —
Сдвоенными в челюсть и под дых.
Ты рожден тоской моей и скукой,
Самый молодой из молодых.

Я построил дом, но не из бревен,
А из карт, крапленных поперек,
Потому и пред тобой виновен, —
Превратил в игрушку, не сберег.

Ну, а ты действительно услышал
Крик души веселой и больной
И на миг тоску мою утишил,
Сделался игрушкой заводной.

И за эту страшную работу
Подчистую, Господи прости,
Расплатиться я готов по счету
И черту итога провести.
Расписаться под чертой итога
И, передохнув совсем немного,
Новую
игрушку
завести.

Новую
игрушку
заводную
После передыха завести, —
Чтоб за водкой бегала в пивную
И цветы носила травести.

Пепси-кола не заменит водку,
Потому что водка не вода.
Лень
в мансарде заменить проводку, —
Скоро загорятся провода.

Потому что – все судьба да случай,
Или, может быть, не потому, —
Вечно засыпающий, могучий,
Брат по безрассудству и уму,
Входит, чтобы доказать на деле,
Что готов безропотно опять
Желчному, седому пустомеле
Чутко и внимательно внимать,
И замрет, как будто онемеет,
Извиняя старческую прыть,
Он последний, кто еще умеет
Слушать, а не только говорить.

Вечно засыпающий, поскольку
Съемка дни и ночи напролет,
Не давая завалиться в койку,
С дублями несчетными идет.

Иерархи, в ранге и без ранга, —
Это же действительно кино, —
Это же подлянка – бить подранка, —
Но Москва с носка – ей все равно.

И всегда в его уклонно-смелом
Взгляде голубом одно и то ж:
Мы не делом заняты, не делом, —
Я-то что ж, а ты – не доживешь.

Ну, конечно, можно снять и сняться.
И досуетиться на миру.
Только нам другие игры снятся, —
Мы играем не в свою игру.

Время тает, время улетает,
Ну, а съемка все идет, идет, —
И опять двух дублей не хватает,
Чтоб сыграть свой выход под расчет.

Затейливой резьбы
беззвучные глаголы,
Зовущие назад
к покою и добру, —
Потомственный браслет,
старинный и тяжелый,
Зеленый скарабей
ползет по серебру.

Лей слезы, лей…
Но ото всех на свете
Обид и бед земных
и ото всех скорбей —
Зеленый скарабей
в потомственном браслете,
Зеленый скарабей,
зеленый скарабей.

Анна, друг мой, маленькое чудо,
У любви так мало слов.
Хорошо, что ты еще покуда
И шести не прожила годов.

Мы идем с тобою мимо, мимо
Ужасов земли, всегда вдвоем.
И тебе приятно быть любимой
Старым стариком.

Ты – туда, а я уже оттуда, —
И другой дороги нет.
Ты еще не прожила покуда
Предвоенных лет.

Анна, друг мой, на плечах усталых,
На моих плечах,
На аэродромах и вокзалах
И в очередях

Я несу тебя, не опуская,
Через предстоящую войну,
Постоянно в сердце ощущая
Счастье и вину.

Там над коротенькой травой,
Там в палисадниках старинных,
Там розы при минусовой
Температуре на куртинах.

С материка на материк,
Ирландский город Лимерик —
Отель последнего транзита.
В кабину лифта взгляд проник
На миг, и снова дверь закрыта, —
И стал сопровождать всеместно
Меня повсюду и подряд
Тот совершенно неизвестно
Кому принадлежащий взгляд.
На долю малую минуты
Открылась дверь, слегка звеня,
И я увидел этот лютый
Взгляд, ненавидящий меня.

В пустой кабине лифта, в сонном
Отеле снег стекал с пальто.
Дверь на мгновенье с легкий звоном
Открылась. Не вошел никто.

Умру – придут и разберут
Бильярдный этот стол,
В который вложен весь мой труд,
Который был тяжел.

В нем все мое заключено,
Весь ад моей тоски —
Шесть луз, резина и сукно,
Три аспидных доски.

На нем играли мастера,
Митасов и Ашот.
Эмиль закручивал шара,
Который не идет.

Был этот стол и плох и мал,
Название одно.
Но дух Березина слетал
На старое сукно.

В Бутырках, в камере, на сорок,
На сорок пять, на пятьдесят
Подследственных сквозь муть и морок
Костяшки черные стучат.