Борис Гребенщиков - Десять Стрел

Ты жил, продавая девственницам
Свой портрет по рублю в полчаса —
Тот, что я написал с тебя позавчера;
Ты кричал о ветрах – но горе тому,
Кто подставил тебе паруса:
Ведь по стойке «смирно» застыли твои флюгера;

И ты флейтист, но это не флейта неба,
Это даже не флейта земли;
Слава богу, ты не успел причинить вреда.
Ведь я говорил, что они упадут —
И они тебя погребли;
Небес без дождя не бывало еще никогда.

Не жди от меня прощенья, не жди от меня суда;
Ты сам свой суд, ты сам построил тюрьму.
Но ежели некий ангел
Случайно войдет сюда —
Я хотел бы знать, что ты ответишь ему.

Иванов на остановке,
В ожиданьи колесницы,
В предвкушеньи кружки пива —
В понедельник утром жизнь тяжела;
А кругом простые люди,
Что, толпясь, заходят в транспорт,
Топчут ноги Иванову,
Наступают ему прямо на крыла.
И ему не слиться с ними,
С согражданами своими:
У него в кармане Сартр,
У сограждан – в лучшем случае пятак.
Иванов читает книгу,
И приходят котролеры,
И штрафуют Иванова;
В понедельник утром все всегда не так.

Он живет на Петроградской,
В коммунальном коридоре,
Между кухней и уборной,
И уборная всегда полным-полна;
И к нему приходят люди
С чемоданами портвейна
И проводят время жизни
За сравнительным анализом вина;
А потом они уходят,
Только лучшие друзья
И очарованные дамы
Остаются с Ивановым до утра;
А потом приходит утро,
Все прокурено и серо,
Подтверждая старый тезис,
Что сегодня тот же день, что был вчера.

Когда ты был мал, ты знал все, что знал,
И собаки не брали твой след.
Теперь ты открыт, ты отбросил свой щит,
Ты не помнишь, кто прав и кто слеп.
Ты повесил мишени на грудь,
Стоит лишь тетиву натянуть;
Ты ходячая цель,
Ты уверен, что верен твой путь.

Но тем, кто не спит, не нужен твой сад,
В нем нет ни цветов, ни камней.
И даже твой бог никому не помог,
Есть другие, светлей и сильней;
И поэтому ты в пустоте,
Как на старом забытом холсте:
Не в начале, не в центре
И даже не в самом хвосте.

Они красят стены в коричневый цвет
И пишут на крышах слова;
Имеют на завтрак имбирный лимон
И рубль считают за два.
Мне было бы лестно прийти к ним домой
И оказаться сильней —
Но, чтобы стоять, я должен держаться корней.

Ты можешь купить себе новый Hi-Fi
Или просто идти в гастроном;
И медитировать на потолке,
Облитом дешевым вином.
Сложить свою голову в телеэкран
И думать, что будешь умней.
Но, чтобы стоять, я должен держаться корней.

Они говорят, что губы ее
Стали сегодня, как ртуть;
Что она ушла чересчур далеко,
Что ее уже не вернуть;
Но есть ли средь нас хотя бы один,
Кто мог бы пройти ее путь
Или сказать, чем мы обязаны ей?..

Но чем дальше, тем будет быстрей;
Все помнят отцов, но зовут матерей;
И они говорят, что у них веселей —
В доме, в котором не гасят огней…
Но, чтобы стоять, я должен держаться корней.

Так строй свой бюджет на запасах вина,
Что хранятся в твоих кладовых.
Кормись на тех, кто кормит тебя,
Забудь про всех остальных.
И я мог бы быть таким же, как ты,
И это бы было верней;
Но, чтобы стоять, я должен держаться корней.

Мне не нужно касанья твоей руки
И свободы твоей реки;
Мне не нужно, чтоб ты была рядом со мной,
Мы и так не так далеки.
И я знаю, что это чужая игра,
И не я расставляю сеть;
Но если бы ты могла меня слышать,
Мне было бы легче петь.

Это новые листья меняют свой цвет,
Это в новых стаканах вино.
Только время уже не властно над нами,
Мы движемся, словно в кино.
И когда бы я мог изменить расклад,
Я оставил бы все как есть,
Но если бы ты могла меня слышать,
Мне было бы легче петь.

По дощатым полам твоего эдема
Мне не бродить наяву.

Но когда твои руки в крови от роз,
Я режу свои о траву.
И ни там, ни здесь не осталось скрипок,
Не переплавленных в медь;
Но если бы ты могла меня слышать,
Мне было бы легче петь.

Так прости за то, что, любя тебя,
Я остался таким же, как был.
Но я до сих пор не умею прощаться
С теми, кого я любил;
И хотя я благословляю того,
Кто позволил тебе взлететь, —
Если бы ты могла меня слышать,
Мне было бы легче петь…

Если бы ты могла меня слышать,
Мне было бы незачем петь.

Мой друг музыкант
Знает массу забавных вещей;
Мой друг музыкант
Не похож на обычных людей.
Он строит аккорд
Из того, что он видит вокруг,
И он говорит,
Что это божественный звук.
Я слышал, что он чертовски неплох,
Что, когда он не пьян, он играет как бог.
И, простая душа, я гляжу не дыша,
Как вдохновенно
наполняет стакан
Мой друг музыкант…

Мой друг музыкант,
Он только ждет подходящего дня,
Чтоб взять свой смычок
И сыграть что-нибудь для меня.
И весь наш мир
Засохнет тогда на корню,
А если нет,
То мир – большая свинья;
Но сегодня на редкость задумчивый день,
А вчера был дождь, играть было лень.
Наверное, завтра; да, завтра наверняка;
Во славу музыки
Сегодня начнем с коньяка…

В этом городе должен быть кто-то еще;
В этом городе должен быть кто-то живой.
Я знаю, что, когда я увижу его, я не узнаю его в лицо,
Но я рад – в этом городе есть еще кто-то живой;

Две тысячи лет, две тысячи лет;
Мы жили так странно две тысячи лет.
Но Вавилон – это состоянье ума; понял ты или нет,
Отчего мы жили так странно две тысячи лет?

И этот город – это Вавилон,
И мы живем – это Вавилон;
Я слышу голоса, они поют для меня,
Хотя вокруг нас – Вавилон…

Она использует меня, чтоб заполнить пустые места.
Использует меня, чтоб заполнить пустые места.
Знаешь, если бы мы были вместе,
То эта задача проста;
Но я дал тебе руку, и рука осталась пуста.

Мы шли через реку, пока нам хватало моста.
Мы шли через реку, пока нам хватало моста.
Мы что-то обещали друг другу,
Кто был первым, ты или я?
И вот мы все еще идем, но вода под нами чиста.

В своем кругу мы выбивали двести из ста.
В своем кругу мы выбивали двести из ста.
Но каждый из нас стрелял в свое солнце,
И времени было в обрез;
Теперь я знаю песню, и эта песня проста.