Маргарита Агашина - Бабья доля (сборник)

Вымыт начисто плетень,
за окном, как ночью, темь.
Спокон веку не бывает
без грозы Иванов день.

Даже бабка перестала
«Огонек» впотьмах читать.
Посмотрела, полистала,
положила и сказала:

– Нынче в ночь мы шли, бывало,
сорок трав в лугах искать.

Как, бывало, я нарву —
под подушку ту траву.
Как, бывало, загадаю,
так и будет наяву!..

Если б верить я могла,
я б сто сорок трав нашла.
Я б не только луг колхозный —
я б всю землю обошла.

Но не верю ничему.
Только сердцу своему.
Что творится в этом сердце!
А тебе и ни к чему.

У тебя тяжёлый нрав —
не помогут сорок трав:
всё по-твоему выходит,
ты всегда бываешь прав.

…Вот и дождь перестаёт,
и на улице народ,
и почтовая машина
через грязь к селу идёт.

Замолкают тормоза.
Вдалеке шумит гроза.
На колодце сушит крылья
золотая стрекоза.

Я люблю ходить к реке!
Пароходы вдалеке,
и песчаная коса,
и большие паруса…
Я могу смотреть на Волгу
два часа и три часа!

Я гляжу из-под руки:
проплывают речники,
все в фуражках,
все в тельняшках —
всё равно как моряки.

Проплывают – говорят:
– Ты расти скорее, брат!
Ты кончай десятый класс,
вспоминай тогда про нас.
Мы таких, как ты, берём —
тоже будешь волгарём.

…Я теперь на берегу
целый день сидеть могу.
Я теперь могу всё лето
говорить про паруса.
…Хорошо, что я не где-то,
а на Волге родился!

Тебе пока еще немного надо,
ты вся, как полдень мартовский, ясна.
По солнечным дорогам Сталинграда
идёт твоя четвёртая весна.

Она идёт, на Волге лёд ломая,
скользит лучистым зайцем по стене…
Ты ничего ещё не понимаешь
и просто улыбаешься весне.

Разбрызгиваешь ботиками грязь ты,
сырым песком измажешь пальтецо.
Ещё не знаешь ты, какое счастье,
когда весенний ветер бьёт в лицо!

И как плывет весенний тёплый вечер,
как непокорна вешняя вода,
какой огромной радости навстречу
уносятся степные поезда!

Весна идёт по всем дорогам мира,
она зовёт и отправляет в путь,
врывается в подъезды и квартиры
и тем, кто молод, не даёт уснуть.

И сколько их, бессонных и счастливых,
сегодня сердцем чувствуют весну,
и смотрят вдаль, и пишут торопливо:
«Прошу послать меня на целину!»

…Ещё не понимаешь ничего ты.
Ты вырастешь. Поймёшь, как я хочу,
чтоб и тебе такие же заботы
пришлись и по душе, и по плечу.

И тех ребят счастливая тревога
твоей тревогой сделаться должна,
чтоб ты вот так же собралась в дорогу,
когда зовут Отчизна и весна.

Все двери дома распахнутся настежь.
Я, провожая, выйду на крыльцо…
И ты поймёшь, какое это счастье —
весенний ветер, рвущийся в лицо!

За окошком лес, мохнатый, древний,
луговой речушки поворот…
В дальней-дальней костромской деревне
девочка Алёнушка живет.

Ходит по деревне – голос звонкий,
и глаза синей, чем небеса,
и, как и положено Алёнке,
тонкая, но всё-таки коса.

Зиму всю с салазками на горках,
а весной гуляет у реки,
топит с дедом баню на задворках,
с бабушкой сажает кабачки.

А когда лесной душистый ветер
донесёт гудок грузовика,
девочка, забыв про всё на свете,
побежит встречать издалека.

Не догнать ни бабушке, ни деду, —
издали за внучкой поглядят.
Подбежит, посмотрит, скажет: – Нету…
И тихонько повернёт назад.

Гасят электричество соседи,
девушки запели за селом…
– Бабушка, а завтра-то приедет? —
спросит вдруг Алёнка перед сном.

Бабушка положит внучку к стенке,
ляжет с краю. – Завтра-то? Должна!
…Мама у Алёнушки студентка,
учится на доктора она.

Закипели капели над краем окна,
потемнели дорожки в лесу:
на деревьях весна и на крышах весна.
А у Кати – весна на носу!

Мне веснушки
у Катюшки
невозможно сосчитать!
Раз веснушка,
два веснушка,
три веснушка,
четыре… пять!

Перед зеркалом Катя сидит полчаса,
трёт и моет веснушчатый нос
и завидует носу лохматого пса,
на весну обижаясь до слез.

А отец у Катюши полярником был.
Он к далёкой зимовке своей
на большом ледоколе два месяца плыл,
он по льдинам за белым медведем ходил
и не раз нападал на моржей.

Звал он Катю в далёкие эти места,
где метёт месяцами пурга,
где полгода над домом стоит темнота,
и весною не тают снега.

И однажды сказала Катюша моя,
что веснушки исчезнуть должны,
и поехала с мамой в такие края,
где совсем не бывает весны!

Письма с Севера ходят по много недель,
я читаю лохматому псу:
там полярная ночь, там и в мае метель,
а у Кати – весна на носу!

Мне веснушки
у Катюшки
невозможно сосчитать!
Раз веснушка,
два веснушка,
три веснушка, четыре… пять!

Много песен есть хороших
о моей родной стране —
о дождях и о порошах,
о зиме и о весне.

То душевнее, то строже,
льются разные, звеня…
А какая мне дороже,
вы спросите у меня!

«Ах, Волга-речка,
не боли, сердечко,
не боли, сердечко,
подскажи словечко!»

Мне словечко подсказали,
намекнули, помогли
и от камерной печали
этой песней увели.

Увели к песчаным косам,
к людям силы и добра,
к тем гудкам звонкоголосым,
запевающим с утра.

Исчезает тишь да гладь…
Ах, Волга-речка,
как спасибо не сказать
за твоё словечко!

И, быть может, песня эта
потому и хороша,
что особо в ней воспета
наша волжская душа…

Вот и март приходит снова,
и на Тракторном – весна!
И опять поёт Смирнова,
вторит ей Бородина…

Встречу вешнюю зарю.
Ах, Волга-речка,
я тебя благодарю
за твоё словечко.

Это здесь была война когда-то.
Бой гремел у каждого двора.
…Улицами города-солдата
с шумом пробегает детвора.

Новые дома, а с ними рядом —
кирпичи обугленной стены.
Родились ребята в сорок пятом
и уже не видели войны.