Маргарита Агашина - Девичник

Сядем что ли. Вспомним, что ли.
Друг на друга поглядим.
Что такое бабьи доля —
и о том поговорим.

Бабья доля — в чистом поле
бирюзовая трава,
незабудки на подоле
и на кофте кружева.

Бабья доли — прощай, воля!
Обручальное кольцо.
А бывает еще доля —
уголочком письмецо.

Вот тогда на нем сойдется
черным клином белый свет:
и жива, и сердце бьется,
а и доли больше нет.

Бабья доля — бабья доля.
Нас она не обошла.
В сорок третьем бабья доля
смертью храбрых полегла.

Полегла, да снова встала —
все по-бабьи поняла:
мир из пепла поднимала!
Ребятишек подняла.

…Огляди края родные,
стань на волжском берегу:
этой доли по России —
как ромашек на лугу.

И как выйдешь в чисто поле,
все припомни, оглянись —
этой доле, нашей доле,
бабьей доле поклонись.

Не с печали — от силы и славы,
не в худой стародавней избе —
во Дворце собираются бабы
и меня приглашают к себе.

Кто бы знал, как я рада бываю!
Приглашением тем дорожу,
все, что есть помодней, надеваю,
раз в году маникюр навожу.

В том Дворце меня счастьем балуют:
издалека завидя, встают,
как родню, у порога целуют,
кумачовый платок выдают.

И уже я собой не владею!
И уже от порога — пою,
раз в году до конца молодею,
сокровенному волю даю.

Разлетелись на юбках складки —
ни одна не стоит у стены.
Не христовы невесты — солдатки.
Вдовы тех, не пришедших с войны.

Какова она, вдовья забота,
есть ли в этой заботе конец —
на пиру говорить неохота:
не за тем собрались во Дворец!

И по кругу — цветастому лугу —
ни тоскующих взглядов, ни слез.
И танцует с подругой подруга,
как в походе с матросом матрос.

А за окнами, в зареве света,
выше славы, дороже наград —
их Дитя, их Война и Победа —
их руками построенный Град!

…В эту ночь в переулочках милых,
на проспектах, в садах у реки,
словно звезды, на братских могилах
загораются наши платки.

Как мы там, над могилами, плачем!
Кто нас знает, о чем и с чего.
Плачем — это мы сердца не прячем,
не жалеем, не копим его.

Пусть оно обливается кровью,
пусть болит, пусть над миром горит.
То любовь повстречалась с любовью.
То с Звездою Звезда говорит.

Когда, чеканный шаг равняя,
Идут солдаты на парад,
Я замираю —
Вспоминаю,
Что был на свете мой солдат.

…Война. И враг под Сталинградом.
И нету писем от отца.
А я стою себе с солдатом
У заснеженного крыльца.

Ни о любви, ни о разлуке
Не говорю я ничего.
И только молча грею руки
В трехпалых варежках его.

Потом прощаюсь целый вечер
И возвращаюсь к дому вновь.
И первый снег летит навстречу,
Совсем, как первая любовь.

Какой он был? Он был веселый.
В последний год перед войной
Он только-только кончил школу
И только встретился со мной.

Он был веселый, темно-русый,
Над чубом — красная звезда.
Он в бой пошел под Старой Руссой
И не вернется никогда.

Но все равно — по переулкам
И возле дома моего
Идут солдаты шагом гулким,
И все — похожи на него.

Идут, поют, равняют плечи.
Ушанки сдвинуты на бровь.
И первый снег летит навстречу,
И чья-то первая любовь.

Ты тоже родился в России —
краю полевом и лесном.
У час в каждой песне — береза,
береза — под каждым окном.

На каждой весенней поляне
их белый живой хоровод.
Но есть в Волгограде березка —
увидишь, и сердце замрет.

Ее привезли издалека
в края, где шумят ковыля.
Как трудно она привыкала
к огню волгоградской земли,

как долго она тосковала
о светлых лесах на Руси,—
лежат под березкой ребята —
об этом у них расспроси.

Трава под березкой не смята —
никто из земли не вставал.
Но как это нужно солдату,
чтоб кто-то над ним горевал.

И плакал — светло, как невеста,
и помнил — навеки, как мать!
Ты тоже родился солдатом —
тебе ли того не понять…

Ты тоже родился в России —
березовом, милом краю.
Теперь, где ни встретишь березу,
ты вспомнишь березку мою,

ее молчаливые ветки,
ее терпеливую грусть.
Растет в Волгограде березка!
Попробуй ее позабудь.

Вспыхнула алая зорька.
Травы склонились у ног.
Ах, как тревожно и горько
Пахнет степной полынок!

Тихое время заката
в Волгу спустило крыло…
Ах вы, ребята-ребята!
Сколько вас здесь полегло!

Как вы все молоды были.
Как вам пришлось воевать…
Вот, мы о вас не забыли —
как нам о вас забывать!

Вот мы берем, как когда-то,
горсть сталинградской земли.
Мы победили, ребята!
Мы до Берлина дошли!

…Снова вечерняя зорька
красит огнем тополя.
Снова тревожно и горько
пахнет родная земля.

Снова сурово и свято
юные бьются сердца…
Ах вы, ребята-ребята!
Нету у жизни конца.

Тревогой, болью и любовью,
и светлой радостью горя,
сияла роща Притамбовья
посередине сентября.

Она сияла, трепетала
над коченеющим жнивьем…
Так вот, чего мне не хватало
в великом городе моем!

Лесного чистого рассвета,
тропы в некошеном лугу.
И вдруг подумалось: уеду.
Уеду! Хватит. Не могу.

Но только снова, только снова
замру у Вечного огня,
когда глазами часового
Россия глянет на меня.

Когда, родимые до боли,
как первый снег, как вдовий плат,
как две березки в чистом поле,
два этих мальчика стоят.

И боль немеркнущего света
все озаряет синеву…
Кому отдам? Куда уеду!
Кого от сердца оторву!