Даниил Андреев - Стихотворения и поэмы

Ни кровью, ни грубостью праздников,
Ни безводьем духовных рек,
Ни кощунством, ни безобразием
Победить не властен наш век.

В дни татар находили отшельники
По скитам неприметный кров,
И смолисто-грустные ельники
Стерегли свечу от ветров.

Каждый нищий, каждый калека
Мог странничать, Бога ища, —
А ты, мой товарищ по веку,
Заперт, и нет ключа.

Чтоб враг не узнал вседневный,
О чем сердце поет в ночи,
Как молчальник скитов древних,
Опустив веки, – молчи.

Тишины крепостным валом
Очерти вкруг себя кольцо
И укрой молчанья забралом
Человеческое лицо.

Город. Прожектор. Обугленный зной.
Душная полночь ато́много века…
Бредит
под вздрагивающей пеленой
Поздних времен самозваная Мекка.
Страшное «завтра» столице суля,
Бродят о н и по извивам предчувствий
Пурпуром
в пятизвездьи Кремля.
Ужасом
в потаенном искусстве.
И перебегая по мысли огнем.
Вкрадываются в шелестящие слухи —
Множатся к вечеру, прячутся днем.
Хищны, как совы,
и зорки, как духи.
– Слушай!

В испепеляющий год
С уст твоих сорваны будут печати:
В страшное время —
и в страшный народ
Выйдешь
на беспощадном закате.
Но не ропщи, как слепец, на судьбу.
На ратоборство гигантов не сетуй.
Только Звездою Полынью
в гробу
Души пробудятся: нашейкометой!
Плуг наш окован железом веков.
Бороны остры, как зубы дракона:
Вырвут они из народных пластов
Камни Державы
и корни Закона.
Огненным ливнем страну опалив.
В тучах восплачет крылатая Карна.
Чтоб догорел наш кощунственный мир.
Наша веками сплетенная карма.
Вон уже стаи, крича, поднялись.
Кружат над смертным, над огненным ложем…

Но о спасении нам не молись.
Мы не умеем,
не в праве,
не можем.

Вижу близкие дни уныния.
Ветер с Арктики, склеп снегов.
Различаю мерцание инея
У потухнувших очагов.

Слышу своры зверей… и голого
Сына дней на голой земле.
К чьим порогам преклонишь голову?
Обогреешься – в чьем тепле?

А кругом, как новая заповедь,
Как ликующая гроза —
Золотые каскады Запада
Льются светлым дождем в глаза.

Даль смеется, качаясь танцами,
Мрея призрачною весной;
Торжествующих стран посланцами
Воздвигается новый строй.

И осудишь ли тех, кто бросится
В это марево, жизнью пьян,
Кто отбросом духовным скосится
И откинется, как бурьян?

…И, расторгнув наши руки,
Азраил
Нас лучом Звезды-Разлуки
Озарил.

Врозь туманными тропами
Бытия
Понесем мы нашу память,
Наше я.

Если путь по злым пустыням
Мне суждён,
Жди меня пред устьем синим
Всех времён!

От паденья – кровом брака
Осени!
От успенья в лоне мрака
Охрани!

В персть и прах, в земные комья
Взят судьбой,
Лишь тобою ввысь влеком я,
Лишь тобой!..

Где ни мук, ни зла, ни гнева,
Жди меня.
У престола Приснодевы
Жди меня!

Пусть я отдан вражьей силе
Здесь, в аду —
Лёгкий след твой в млечной пыли
Я найду!

Груз греха отдав возмездью
И суду,
За тобою все созвездья
Обойду.

Дней бесчисленных миную
Череду, —
Я найду тебя! найду я!
Я найду!

Медленно зреют образы в сердце,
Их колыбель тиха,
Но неизбежен час самодержца —
Властвующего стиха.

В камеру, как полновластный хозяин,
Вступит он, а за ним
Ветер надзвездных пространств и тайн
Вторгнется, как херувим.

Страх, суету, недоверие, горе,
Всё разметав дотла,
Мчат над городами и морем
Крылья стиха – орла.

Жгучий, как бич, и лёгкий, как танец,
Ясный, как царь к венцу,
Скоро он – власть имеющий – станет
С миром лицом к лицу.

Жду тебя, светоча и денницу,
Мощного, как судьба,
Жду, обесчещен позором темницы,
Мечен клеймом раба.

Ранняя юность. Пятнадцать лет.
Лето московское; тишь… прохлада.
В душу струится старинный свет
Первопрестольного града.

Скверы у Храма Спасителя… Даль…
И издалека – серебряной речью
Мерно несет родную печаль
Кованый благовест Замоскворечья.

По переулочкам узким брожу:
Там разноцветно пестрят пятиглавия,
Там, у высоких амвонов, слежу
Теплящиеся огни православия.

В смутных мечтах о добре и зле,
Долго внимаю рассеянным сердцем
Древней, полупонятной хвале
Великомученикам и страстотерпцам.

И, упований ни с кем не деля,
Вижу: над гребнем зеленого ската
Тихо слетают с зубцов Кремля
Лебеди розовые заката.

Бархатен, мягок уличный шум…
В старых притворах – ладан, стихиры.
Это впивает крепнущий ум
Вечную правду о Солнце мира;

Это – душа, на восходе лет,
Еще целокупная, как природа,
Шепчет непримиримое «нет»
Богоотступничеству народа.

Был час, годами и пространствами
Слегка лишь в памяти замгленный:
Как ветр безумья раскаленный,
В сознанье вжег он знойный след…
По городу бесцельно странствуя,
В виду Кремля, под гул трамвайный,
Облокотился я случайно
На старый мшистый парапет.

Час предвечерья, светло-розовый,
Бесшумно залил мостовые,
Где через камни вековые
Тянулась свежая трава,
И сквозь игру листвы березовой
Глядел в глаза мне город мирный,
Быть может, для судьбы всемирной
Назначенный… Москва, Москва!

Нет, не Москва, но Кремль. Он иглами,
Крестами, башнями, шатрами
Плыл над рекой. На каждом храме
Цвела закатная парча, —
Он спал, прекрасный и незыблемый,
Земной двойник Кремля другого,
Людьми повторенный сурово
Из бута, меди, кирпича.

Доступный долгими веками нам,
Теперь, от рвов до колоколен,
Он был недугом скрытым болен
Весь, до последнего жилья,
И в неприступном лоне каменном
Свершалась тяжкая работа,
Как если б там гнездился кто-то,
Лукавый замысел тая.

Но – что это?.. Ведь я бесчисленно
Все эти камни видел с детства;
Я принял в душу их наследство —
Всю летопись их темных плит…
…Час духа пробил: с дрожью мысленной
Я ощутил, как вихорь новый,
Могучий, радостный, суровый,
Меня, подхватывая, мчит.