Лариса Рубальская - Собрание сочинений в одном томе

Чисто японский оборот.

А может, стоит кому-то у меня этому поучиться?

Верите ли Вы в судьбу? И в то, что судьба может быть несправедлива к человеку?

В судьбу я то верю, то не верю.

Не хочу говорить общие слова, но иногда я сдаюсь: «Что поделаешь, судьба…»

Иногда борюсь и побеждаю, но и это, наверное, судьба. За многое я ей благодарна, за многое на нее обижена.

А в песенке написала так:

И пусть эти случайные сплетения продолжаются подольше.

Правда ли, что Вы и в жизни, а не только в передаче «Что? Где? Когда?» — человек очень азартный и заводной?

Вот есть люди, предназначение которых — быть судьями, экзаменаторами.

А я — врожденный конкурсант, хотя много раз мне приходилось сидеть в различных жюри и участвовать в чьей-то судьбе. Но, на самом деле, мне все время хочется испытывать себя — на быстроту и игру ума, на особенности памяти.

Поэтому я очень люблю всякие телеигры, а азартные заведения мне лучше обходить стороной. Я, конечно, не потеряю рассудок и не стану банкротом, оказавшись в казино. Но долларов сто просажу запросто. Когда я оказалась в команде «Что? Где? Когда?» — не было человека счастливей меня. Тогда наша команда ни разу не проиграла, но мы решили отдать игру знатокам. Я даже песенки по этому поводу написала.

Кто теперь Ваш читатель и зритель?

Я много езжу, выступаю — рассказываю всякие истории, пою как умею. Всякий раз радость, что залы полны, люди слушают — радуются, страдают. Иногда бывает страшно: вот стою на сцене я — немолодая, некрасивая, толстоватая тетка, рассказываю о самых простых вещах, а люди смотрят с таким теплом, слушают внимательно. После концертов подходят и говорят мне удивительные слова. Иногда я даже протестую: «Ой, не говорите мне этого. Не портьте характер», а они мне: «Нет, вы уже не испортитесь».

Хорошие люди.

Раньше, мне кажется, были зрители постарше, а сейчас «…слух обо мне пошел…». Какая наглость с моей стороны в этой связи цитировать Великого! Но действительно, уже по нескольку раз приезжаю в один и тот же город и вижу, что молодежи приходит все больше.

Особенно меня удивляет, что мужчины приходят тоже. Мне не верится, что они приходят добровольно. Наверное, в чем-нибудь провинились перед женами и теперь отрабатывают повинность и плетутся, куда жены прикажут.

Насколько автобиографичны Ваши рассказы?

Я еще не знаю, какой будет обложка новой книги. Но какую бы фотографию там ни поместили, все равно на ней я — улыбающаяся, довольная, и, наверное, трудно поверить, что все, кто населяет мои нехитрые повествования — бедолаги разные, аварийные тетки, разлучницы и изменницы — это все я и есть. Давно живу на свете, разное бывало.

«И вот сегодня у меня генеральная уборка», — подумала я. С этих пыльных полок взметнулась пыль воспоминаний, и вы узнали обо мне всё. Ну, почти всё.

Муза — капризная барышня. Она хочет единолично владеть жизнью того, кого удостаивает своим посещением. И уж если кому-то повезло быть этим самым удостоенным — будь только тем и счастлив, и служи ей, и подчиняйся, и жертвуй, и целуй ей пятки, и место уступай, и всякое делай, чтобы только ублажить ее и чтобы она подольше погостила.

Зашла Ее Величество Муза однажды и ко мне и поселилась, и служить ей я была рада, и покидать меня она не торопилась. Писались стихи, складывались строчки, и расхватывались композиторами и певцами с певицами, и звучали песни отовсюду днем и ночью.

Но случилось так, что стало мне не до нее, не до Музы. Очень заболел Давид, мой муж, и между Музой и мужем я выбрала его. А о ней я забыла, пока его выхаживала. И она забыла обо мне. Ушла, не обернулась. Стихи складываться перестали. Но прошло время, и я заскучала, и так мне захотелось ее вернуть!

Помните, в детстве играли в казаков-разбойников? Когда надо было по стрелам и тайным знакам найти тех, кто прятался изо всех сил? И мы, дети, по темным дворам и переулкам искали эти стрелы и знаки и все-таки находили спрятавшихся. Ура! Победа! Выходите, вы обнаружены!

И вот я, так далеко уже отъехавшая на поезде жизни от пункта А, под названием Детство, опять отправляюсь по стрелочкам в тот пункт, где прячется от меня моя Муза. А что бывает с теми, кто ищет? Вы же сами знаете — тот всегда найдет!

Ну что же, поезд, как говорится, чух-чух-чух! — тронулся. А я — транзитный пассажир, везде ненадолго, проездом. И мне все равно, в каком поезде ехать — в общем, плацкартном или в вагоне-люкс, где всё включено. Лишь бы мой вагон не отцепили от этого поезда, под коротким названием — жизнь.

Недавно у меня дома снимали передачу «Человек и его вещи». Заботливая девушка-редактор несколько раз до этого звонила, интересовалась — какие вещи я буду показывать и о чем рассказывать. Из наших разговоров я понимала, что ей особенно хотелось бы увидеть старые предметы, принадлежавшие когда-то прабабушкам и прадедушкам, желательно графских или дворянских кровей. Эти вещи могли бы подчеркнуть особенность моего благородного происхождения.

Я вообще замечаю, что у нас сейчас стало очень модно приписывать себе какие-либо звания и титулы, даже если для этого нет никакого основания.

Однажды на одном из вернисажей я видела, как человек разложил на продажу старые выцветшие коричневатые фотографии, некоторые были с надписями и с «ятями». На фотках кружевами топорщились платьица на барышнях, белели панамки на детишках, наряженных в матросские костюмчики, особенной статью и выправкой отличались мужчины. Мне стало очень интересно — кто же может купить фотографии чужих людей и для чего?

— А что тут непонятного? — продавец посмотрел на меня сердито. — Те будут покупать, у кого деньги есть. Сейчас богатым людям мало богатства, они все хотят себя потомками показать благородных семейств. Вот, купят фотки, в рамочки вставят, обвешают свои дома. Гости к ним придут, объяснять хозяева им станут — вот эта дама, тетка бабушки моей, графиня такая-то. А вот этот мужчина — сиятельный граф, прапрадед жены по отцу.

Вот так и придумают себе биографию.

А я слушала и думала — странные бывают люди. Я такого вообще не понимаю.

У меня у самой есть кем гордиться — вот, бабушка моя — Мария Васильевна Фомина, умница, гимназию когда-то окончила, книги любила читать и меня научила, быстрая была, как огонь — миг — и стол накрыт, и гостей полон дом — ай, да Мария!