Давид Самойлов - Стихотворения

Ибо правды тебе не скажу.

Возвращаюсь к тебе, дорогая,

У тебя на пороге лежу.

1976

Я сделал свой выбор. Я выбрал залив,

Тревоги и беды от нас отдалив,

А воды и небо приблизив.

Я сделал свой выбор и вызов.

Туманного марта намечен конец,

И голос попробовал первый скворец.

И дальше я вижу и слышу,

Как мальчик, залезший на крышу.

И куплено всё дорогою ценой.

Но, кажется, что-то утрачено мной.

Утратами и обретеньем

Кончается зимняя темень.

А ты, мой дружок, мой весенний рожок —

Ты мной не напрасно ли душу ожёг? —

И может быть, зря я неволю

Тебя утолить мою долю?

А ты, мой сверчок, говорящий жучок,

Пора бы и мне от тебя наутёк.

Но я тебе душу вручаю.

И лучшего в мире не чаю.

Я сделал свой выбор. И стал я тяжёл.

И здесь я залёг, словно каменный мол.

И слушаю голос залива

В предчувствии дивного дива.

1976

И снова всё светло и бренно —

Вода, и небо, и песок,

И хрупкая морская пена,

И отплывающий челнок.

Уж не волнуют опасенья.

Отпущен конь, опущен меч.

И на любовь и на спасенье

Я не решусь себя обречь.

Высокой волей обуянный,

Пройду таинственной межой

И постучусь, пришелец странный,

К себе домой, как в дом чужой.

1976

О бедная моя!

Ты умерла. А я

Играю под сурдину

На скрипке бытия.

И так же непреложно

Ведёт меня стезя

Туда, где жить не можно

И умереть нельзя.

1977

Я люблю ощущенье ушедших годов

И забытых ладоней тепло.

Я снимаю со времени тайный покров,

Убеждаясь: оно утекло.

Но зачем этот сад накануне зимы,

Этот город туманный зачем

И зачем же тогда в этом городе мы,

Сочинители странных поэм?

А великое слово «зачем» — как пароль,

Произнесённый в долгих ночах.

И безумствую я, как влюблённый король,

По бессоннице и при свечах.

1977

Всё есть в стихах — и вкус, и слово,

И чувства верная основа,

И стиль, и смысл, и ход, и троп,

И мысль изложена не в лоб.

Всё есть в стихах — и то и это,

Но только нет судьбы поэта,

Судьбы, которой обречён,

За что поэтом наречён.

1977

Нам остаётся жить надеждой и любовью,

Не заносясь, не горячась,

И не прислушиваться к суесловью

Радеющих о нас.

Мы будем жить пустой надеждой,

рады

Глотку любви и доброты,

И слушать о себе издёвку злобной правды,

Которая ужасней клеветы.

1977

Я смерть свою забуду

Всего лишь оттого,

Что состояться чуду

Не стоит ничего.

Вот что-то в этом роде:

Муаровый скворец,

Поющий на природе

Гармонию сердец.

О малое созданье!

Зато он превзошёл

Величье подражанья

И слабость новых школ.

Пускай поёт похоже

На каждого скворца,

Ведь все созданье божье

Похоже на творца.

1977

Когда-нибудь и мы расскажем,

Как мы живём иным пейзажем,

Где море озаряет нас,

Где пишет на песке, как гений,

Волна следы своих волнений

И вдруг стирает, осердясь.

Красота пустынной рощи

И ноябрьский слабый свет —

Ничего на свете проще

И мучительнее нет.

Так недвижны, углублённы

Среди этой немоты

Сосен грубые колонны,

Вязов нежные персты.

Но под ветром встрепенётся

Нетекучая вода…

Скоро время распадётся

На «сейчас» и «никогда».

Круг любви распался вдруг.

День какой-то полупьяный.

У рябины окаянной

Покраснели кисти рук.

Не маши мне, не маши,

Окаянная рябина,

Мне на свете всё едино,

Коль распался круг души.

И жалко всех и вся. И жалко

Закушенного полушалка,

Когда одна, вдоль дюн, бегом —

Душа — несчастная гречанка…

А перед ней взлетает чайка.

И больше никого кругом.

Здесь великие сны не снятся,

А в ночном сознанье теснятся

Лица полузабытых людей —

Прежних ненавистей и любвей.

Но томителен сон про обманы,

Он болит, как старые раны,

От него проснуться нельзя.

А проснёшься — ещё больнее,

Словно слышал зов Лорелеи

И навек распалась стезя.

Деревья прянули от моря,

Как я хочу бежать от горя —

Хочу бежать, но не могу,

Ведь корни держат на бегу.

Когда замрут на зиму

Растения в садах,

То невообразимо,

Что превратишься в прах.

Ведь можно жить при снеге,

При холоде зимы,

Как голые побеги,

Лишь замираем мы.

И очень долго снится —

Не годы, а века —

Морозная ресница

И юная щека.

Как эти дали хороши!

Залива снежная излука.

Какая холодность души

К тому, что не любовь и мука!

О как я мог так низко пасть,

Чтобы забыть о милосердье!..

Какое равнодушье к смерти

И утомительная страсть!

Любить не умею,

Любить не желаю.

Я глохну, немею

И зренье теряю.

И жизнью своею

Уже не играю.

Любить не умею —

И я умираю.

Пройти вдоль нашего квартала,

Где из тяжёлого металла

Излиты снежные кусты,

Как при рождественском гаданье.

Зачем печаль? Зачем страданье,

Когда так много красоты?

Но внешний мир — он так же хрупок,

Как мир души. И стоит лишь

Невольный совершить проступок:

Задел — и ветку оголишь.

В Пярну лёгкие снега.

Так свободно и счастливо!

Ни одна ещё нога

Не ступала вдоль залива.

Быстрый лыжник пробежит

Синей вспышкою мгновенной.

А у моря снег лежит

Свежим берегом вселенной.

Когда тайком колдует плоть,

Поэзия — служанка праха.

Не может стих перебороть

Тщеславья, зависти и страха.

Но чистой высоты ума

Достичь нам тоже невозможно.

И всё тревожит. Всё тревожно.

Дождь. Ветер. Запах моря. Тьма.

Утраченное мне дороже,

Чем обретённое. Оно

Так безмятежно, так погоже,

Но прожитому не равно.

Хотел мне дать забвенье, боже,

И дал мне чувство рубежа

Преодолённого. Но всё же

Томится и болит душа.

Вдруг март на берегу залива.

Стал постепенно таять снег.

И то, что было несчастливо,

Приобрело иной разбег.

О этот месяц непогожий!

О эти сумрачные дни!

Я в ожидании… О боже,

Спаси меня и сохрани…

Расположенье на листе

Печальной строчки стихотворной.

И слёзы на твоём лице,

Как на иконе чудотворной.

И не умею передать