Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

Не гляди – не для грешных людей
Несказанное это тепло,
И о жизни моей не жалей,
Ведь иначе и быть не могло.

Ты напрасно в значительность веришь свою:
Если скинуть со счетов друзей и семью,
То при всем чрезвычайном значенье своем
Ты для прочих являешься полным нулем.

Да и близким своим доверять не спеши,
Словно еж, охраняя подбрюшье души,
А не то, подобравшись к живому теплу,
Твои близкие в мягкое всадят иглу.

Всем плевать на раздумья твои и мечты:
Тот с любовью твои созерцает черты,
Тот к тебе устремляет хвалебную речь,
А хотят только прибыль из дурня извлечь.

Так хватай же свой пряник, отталкивай кнут,
И пусть хвалят тебя, призывают, клянут –
Ты молчи и открытья держись своего:
Что забвение в жизни отрадней всего.

Гнев бесплоден – людей переделать нельзя,
Да с годами и сил не хватает на гнев.
Постепенно житейская глохнет стезя,
Где-то в душных лугах наконец замерев.

Вдруг окажется – некуда больше шагать,
Не нужны ни гримасы, ни хитрая речь,
И не надо решений простых избегать:
Если очень устал, значит, нужно прилечь.

И покажется, будто всё видишь впервой:
В травах тихо струящийся кроткий огонь,
Облаков волхвование над головой,
Как чужая – твоя среди стеблей ладонь.

Травы – как корабельный нехоженый лес,
Всё настолько огромно, что трудно вздохнуть;
Твердь земная – как лодка в потоке небес:
Закачалась и медленно тронулась в путь.

Сгущаются сумерки. В лиственный лес
Вплываю, как в толщу вод.
Чуть колыхается глубь древес,
Тайное в ней живет.

Сумерек воды здесь зелены,
Но тихо идем на дно
Весь мир и я – до той глубины,
Где всё непроглядно черно.

Я жду – и медленно глубина
Откроет для чувств моих
Передвиженья жителей дна,
Дыханье легкое их.

Меж ям и гротов мрака порой
Бесшумная тень мелькнет,
И кажется мне, что следит за мной,
Дивуясь, донный народ.

О жизни своей, о людях забыть
Здесь хотелось бы мне,
Отдельной таинственной жизнью жить
Во тьме, в тиши, в глубине.

Тенью войти в движенье теней,
Но вдруг порой замереть
И на забредших во мрак людей,
Дивуясь, долго смотреть.

В зеркала, что увязли в просторе медвяном,
Вдруг живая жемчужина пала с востока;
Облака в них проходят, мешаясь с туманом –
Так лиловым и розовым грезит протока.

Опрокинулись в зеркало сваи причала,
Четкость линий – подобье беззвучного пенья.
Закруглились, замкнулись концы и начала,
Но опять я остался вне их единенья.

Суждено в этом самодовлеющем мире
Мне всегда и везде пребывать посторонним,
А мольбам суждено раствориться в эфире
И пустыми остаться – простертым ладоням.

Но когда я навеки надежды отрину,
Мне отрадную тайну познать доведется:
Пусть цвета и предметы сложились в картину,
Но последний мазок только песней кладется.

Я только гляжу – не нужно мне жалких действенных нег:
В постель ты мою ложишься нежно и плавно, как снег.
Волосы ты откинешь со лба ленивой рукой,
И волосы в складки простынь стекают горной рекой.

Если б мог говорить я с грозным Господом Сил,
Не жизни, а только зренья тогда бы я попросил,
Чтоб не желая – видеть, не действуя – наблюдать,
Чтоб никому отчета в виденном не отдать.

Хочу тебя вечно видеть и молча в себе беречь.
Чтоб изъяснить твой образ, мне не поможет речь.
Но Бог меня не услышит, а значит, надо спешить,
Превозмогая холод, снова желать и жить.

Тем лучше – мы друг на друга растратим наше тепло.
Касанье руки холодной опять меня обожгло.
Чтоб пить мою жизнь, устами к устам моим припади,
И пусть ладонь ледяная ползет по моей груди.

В волосах твоих – запах полдня,
Запах щедрого луга летом.
Мою душу покоем полня,
Ее мирит он с целым светом.

Свет жесток, но он не всесилен,
Он не ступит туда пятою,
Где кипит, безмерно обилен,
Золотой массив травостоя.

Есть пространства отдохновенья,
Где живут мечта и свобода,
Как живет аромат забвенья
В волосах твоих цвета меда.

Вновь те же волосы – как мед
И очи – как цветущий лен.
Ты возвратилась – и опять,
Как прежде, я в тебя влюблен.

Я снова вижу нежный взгляд,
Спаливший жизнь мою дотла,
Но пепел крепко нас связал –
Ты не вернуться не могла.

Здесь юноша уже другой
Когда-нибудь полюбит вновь,
И так же будет сердце жечь
Неразделенная любовь.

И так же девушка уйдет,
Но вновь любимые черты
Он встретит в ком-нибудь другом,
И это будешь снова ты.

Невозмутимо мы наблюдали
С осевшей, клокочущей, шумной кормы,
Как постепенно вбирают дали
Берег, откуда отплыли мы.

Оцепенев, мы взирали чинно,
Как, образуясь сами собой,
Струйные спруты влекут в пучину
В щупальцах жадных след винтовой.

И с поворотом обширно-плавным
Мало-помалу был дух пленен
Гор побережных ходом державным;
Мало-помалу впитывал он

Странное чувство великой власти:
Сердце разжав, весь мир упускать
Вдаль по теченью, и малой части
Не оставляя, и не искать

Мест, для стоянки удобных, или
Для основания городов;
Думать с улыбкой о том, что плыли
Мы, не оставив в море следов.

И неустанно струи свивались,
Кутая шумом судна обвод,
И безмятежно мы улыбались,
Видя круженье закатных вод.

Почти неуловима зыбь,
С востока тянет темноту,
И только кран кричит, как выпь,
В болоте нефтяном – в порту.

И до того закат горяч,
Что с пленкой нефти вместе сжег
Суда и пирс, лишь поросль мачт
Оставив, – торфяной лесок.

С утра пленительно ясна,
Ткала вода мальков стада,
Теперь лежит, отчуждена,
Покрыта чуткой кожей сна.

Закатный жар сгорит вот-вот
На берегу вечеровом;
То зябко веет влагой вод,
То с берега – жилым теплом.

Так приближается пора
С причала праздного уйти.
Недвижной суши вечера,
Как трудно вас перенести!

Идем по улочке крутой,
Шагами зданья цепеня;
Сгущающейся пеленой
Садится теплый пепел дня.