Елена Степанян - Сборник стихов

И вот знамение, что не напрасной
Твоя молитва будет, царь Манассия:
Те капища Ваалу и Астарте,
Что ты с весельем возводил
при свете дня,
Во мраке ночи станешь разрушать,
Горючими слезами обливаясь.

Царь привстает:
– А не сказал ли
Тебе твой Бог,
Что я за эту дерзость
С тобою сделаю?

– В твоей я власти, —
Незваный гость чуть слышно отвечает,—
И ты, скорей всего, меня убьешь.
Но тот, кто жив, вовеки не умрет...
Тебе же предстоит, о царь Манассия,
Переходить из смерти в смерть...

Жезлом
Царь бьет пророка по лицу,
А стража
По земле его волочит
К котлу, в котором варится смола.

И умер он!

А царь Манассия в темнице,
Как ни старается,
Не может умереть.

– Какие-то есть жилы на руке...
Их можно
Перекусить – и кровью изойти.
Но в этой темноте – как их отыщешь?
Пустое дело, нечего стараться.

Решает он от пищи отказаться,
Которую тюремщики швыряют
К его ногам – и на десятый день
Смерть придвигается уже вплотную.

Да, здесь она, за дверью – и сейчас
Войдет.
Но почему-то
Она уже не кажется желанной,
И лютый страх опять владеет им,
И он уже готов кого угодно
Взамен себя послать в ее жерло.

Пусть дочери идут,
И сыновья,
И жены царские,
Друзья и слуги!
И весь народ земли, его рабы,
Пускай в колонну строится,
И пусть
Его ведут служители Молоха
В пылающую печь – насытить смерть!
– —
...Но больше откупиться нечем:
Он
Уже не царь,
Он узник осужденный.
И казнь его назначена на завтра,
Мучительная огненная казнь.

Но после пытки, от которой он
Себе на удивленье жив остался,
Он казни не боится —
Дон Антонио
Был прав во всём.
Не зря он их учил
Дыханье останавливать
И боли
Не чувствовать при этом никакой.

Он пытку выдержал
И на костре
Сознание успеет потерять,
А едкий дым доделает свое...
Но главное не это, а другое:
Он никого под пыткой не назвал!
Иначе – страх и ужас! – столько раз
В своих последующих воплощеньях
Он на костре горел бы, сколько душ
Он выдал бы сегодня палачам.

А ворожба, и вызыванье мертвых,
И на святых прилюдная хула,
И многое другое из того,
Что инквизиция ему вменяет —
Конечно же, всё это было,
Было.
Да вот когда?
Ты лопнул бы от злобы,
«Священный суд»,
Когда б в мои ты мысли
Проникнуть смог!
Ты хочешь насладиться
Страданьями невинного —
А я
Перед иным стою Судом
И верю,
Что справедлив мой страшный приговор.

...Такой недолгой жизнь моя была
И безмятежной.
Озарял, как солнце,
Ее сосед-помещик дон Антонио.
Он, собирая нескольких друзей,
Рассказывал им тайны,
От которых
Светлеет сердце,
Увлажняются глаза
И отступает мерзкий страх,
С рожденья
Прилипший к телу, —
Вечной смерти страх.
О эти встречи и беседы!
Ночь
Заполонил жемчужный запах моря.
Игольчатые звезды над листвою —
Как сполохи какой-то высшей жизни.
А дон Антонио нам говорит, что так же
Мы здесь сходились пять веков назад...

Тогда еще не царством инквизиции
Отчизна наша бедная была.
Здесь цвел недолгий мусульманский рай,
Навеки отлетевший к этим звездам.

А мы остались на земле.
Она,
Казалось, мертвой хваткой нас держала
И возвращала каждый раз в себя
Наш прах.
Но скоро эта связь порвется —
Так дон Антонио нам говорил —
И долго наши души будут врозь.

Одни родятся в христианской вере,
И осенит их с неба Южный Крест.
Моя судьба – евреем стать,
хоть вспомнить
Я так и не сумел, что им когда-то был.

А самому Антонио предстояло
Родиться вновь кочевником-арабом,
Спать на спине верблюда
И во сне
Украдкой возвращаться в Андалус. [2]
О дон Антонио!
Всего за полчаса
До появленья стражей инквизиции
Тебя увел небесный караван,
Державший путь к палаткам бедуинским.

Куда же денусь я?
Иерусалим
Разрушен за грехи царя Манассии,
И мой народ с чужбины на чужбину
Смертями и рожденьями гоним...
– —
– Горит! – Горит!
И вправду – запах гари.
Так значит, дым меня не задушил?
Как странно – если бы не этот запах,
Я думал бы, что умер
И лечу
Надзвездными путями к новой жизни.

Но сильно пахнет гарью. – А вверху
Какое-то свеченье.
Ближе, ближе.
И проступают башни городские
И очертанья сказочных дворцов.
Туда?
Но это град небесный,
Град святых.
Там нету места грешникам сожженным!
– Огонь! – Горят соседние вагоны!
– Погибли мы!
– Так вот мне почему
Приснился сон про этого испанца!

– О Господи! Не дай, не дай сгореть!
Хоть нибудь освободи отсюда!

– Остановился!
– Дверь! Выламывайте дверь!
– Вы слышите, стреляют!
– Партизаны!
– Конечно! Это немцы ловят тех,
Кто убежать пытается!
– Посмотрим!

– Ну что ж ты? Прыгай!
– Он не может, он старик!
– Толкай его сильней, здесь много снега!

Паденье. Боль. И забытье.
Короткое иль долгое, кто знает?..
– —
...Как больно мне, и холодно, и страшно.
Что значат эти черные стволы?
Как здесь я очутился? Неужели
Извергла вавилонская темница
Меня из недр своих на этот снег?

Но я здесь не один – я слышу крики,
И лай собак стоит остервенелый.
Стрельба!
Стрельба?
Так вот она, разгадка!
Теперь я понимаю, что к чему!
Я в прежней жизни был царем
Манассией!
Теперь мне ясно всё, как божий день.
Я царь Манассия – так значит,
не напрасно
Я в прошлый раз расстрела избежал.
Иначе я бы ничего не вспомнил!

...Всех до единого переписали
Евреев города
И повели
Себе могилы рыть и в них ложиться.
И, самый старый и больной из всех,
Сумел я убежать, подделал документы
И малый срок у смерти отыграл.

Но боги ада жаждут своего.
Вслед за евреями черед приходит
Всем остальным и я попал в облаву.

Теперь уже, со сломанной ногой,
Я не смогу бежать.
Но для чего бежать мне?
Не сюда ли
Стремился я в бесчисленных рожденьях?
О, будь я настоящий каббалист,
А не такой вот дилетант-невежда,
Я по стволам вот этим, по ветвям
Прочел бы, как по книжке,
Что Всевышний
И этот день, и место сотворил,
Чтоб я здесь встретился с самим собою!

И ты, звезда над этой черной кроной,
Я слышу голос твой,
Я понял, что ты значишь!

Но почему меня никто не ищет?
Всё понятно:
Пытаются прорваться к партизанам
Те, что бежать смогли.
Погоня
Идет за ними.
Лай собачий и стрельба
Сместились вправо и уходят в чащу.
Что делать мне?
Лежать и смерти ждать?
Но я же царь!
Так не в моей ли власти
Погоню повернуть,
Чтоб хоть кого-нибудь спасти?