Василий Ворон - Васильки

Мне, наверное, просто был нужен совет.

И его я уже получил.

1-8 июля 2002

Рельсы

Помнишь, рельсы к горизонту мчались,

Отражая солнце золотое?

То, что вдалеке они встречались

Лишь иллюзия, как зеркало кривое.

А они бегут, друг к другу жмутся,

Шпалы между ними словно строфы.

Вдруг они и, правда, так сойдутся?

Это значит – будет катастрофа.

26 августа 2002

Сердцебиение

Что-то в мире не так.

Отчего-то тоска.

Сердце бьется не в такт

В поседевших висках.

От настигшей весны

Я уйти не сумел.

Мне б вдохнуть тишины —

Я от слов захмелел.

По кругам от шагов

Не успею я вплавь.

От пьянящих стихов —

Беспробудная явь.

Я себя разливал

На ладони листов.

Проливая, листал

Эти пригоршни слов.

Нет бы, мучился сам

И себе бы пенял —

Я же близким, друзьям,

Свою брагу вливал.

Больно ранят листы —

В них срифмованный яд.

Тихо тлеют мосты,

Да гореть не хотят.

Я в бреду – через брод.

Я ведь грешен – не свят!

И никак не берет

Меня собственный яд.

Сердце, все же, болит

Если – ниже травы.

Но ведь совесть – не спиД.

Это лечат – увы.

Вот и чувства не в новь —

Сам себе стал чужой —

Если вместо «любовь»

Написал вдруг «любой».

Будет мир как тюрьма,

Если жить не любя.

Так не сходят с ума —

Так теряют себя.

Осень – жизнь вполсвечи

Или яркая смерть?

Выбирать научись —

Падать или лететь.

Сердцем все не понять,

Не достанешь до дна.

Если жалость не смять,

Станет жалом она.

Звук бумаги вразрыв

Я теперь не терплю.

Будто нож, будто взрыв,

Рвет он душу мою.

…Откричался, устал.

Строчек пульс поутих.

Сердцем я отстучал

Этот кардиостих.

Мне б язык подвязать,

Что-то стал я речист.

Надо б яду принять —

Перечту этот лист.

12-19 августа 2002

…за миг до…

Опадает листва, поседевшая золотом —

Иногда предстоит умереть, чтобы жить.

Вот молчанье уже стуком сердца расколото.

Где мне взять тишины – стон души заглушить?

Сквозь чужие слова и бессилие губ немых,

Сквозь бетон колеи безупречных невежд,

Ты глядишь на меня и в глазах твоих ливневых

Тонет лодка моих сумасшедших надежд.

Что услышу в ответ на свое откровение?

Что отвечу я сам, услыхав приговор?

Растворятся ль в судьбе ледяные мгновения

Или жизнь разметают лавиною с гор?

…Опрокинется мир вдруг часами песочными —

Станет снегом вода, станет прозою стих —

Коль засыплют меня прописные и строчные

Буквы страшного НЕТ с губ дрожащих твоих.

Поплывут берега вдоль реки обездвиженной,

Отпирая замки́ бесполезных мостов.

Запрокинет свой зоб в небо месяц обиженный,

Чтоб оплакать медведицы звездный остов.

…На ресницах твоих искры солнца нанизаны —

Нить надежды прочней для меня, чем канат —

Над нависшими в жизни глухими карнизами

Будет радугой мне твой теплеющий взгляд.

Я за миг до беды или счастья заветного.

Нет дороги назад, все решается здесь.

Недостоин, боюсь, я чего-то ответного.

Мне, наверное, много того, что ты – есть.

11-16 сентября 2002

Не бойся, не верь, не проси

Свободную душу схватили

и два белоснежных крыла,

взяв ножницы, укоротили —

чтоб больше летать не могла.

И в тесное тело впихнули,

как будто надев кандалы,

и с Неба на Землю швырнули —

в тюрьму из рассветов и мглы.

И память о Небе отняли,

и страшный отмерили срок.

Надежды немного ей дали

и Веры горячий глоток.

И в страхе потерянно бродит

ушедшая в пятки душа.

Нигде не укрыться – находят

и всё испытанья вершат.

Рискуя душевным здоровьем,

инъекции делают в кровь

и травят великой Любовью,

коль выдохлась просто любовь.

И рвут, если струны не прочны,

и бьют – да туда, где больней, —

и освобождают досрочно

любимых и близких людей.

А время то медлит жестоко,

то пустится с места бегом.

Считая мгновения срока,

стучится в груди метроном.

Тоскует душа на планете

у звездной колючей стены

и светит, безжалостно светит

тюремный прожектор луны.

…Не бойся – не вечно все это.

Не верь, что оставят без сил.

Попросишь – и включат рассветы.

Но ты все равно не проси.

23-25 сентября 2002

Променял

Вот и осень опять.

Я любил эту женщину-Осень.

Золотистая прядь

чуть скрывает заплаканный лик;

как забывшийся шут,

ветер трогает снежную проседь.

Я стихов не пишу —

это просто обычный дневник.

Шел, да будто упал.

Может, шаг не с ноги нужной начал.

Кто я был, кем я стал —

не пойму заболевшей душой.

Я грущу по Весне,

ну а Осень безудержно плачет,

прислонившись ко мне

своей мокрой, холодной щекой.

Что на что променял?

Разлюбил? Или, все-таки, предал?

От себя ли устал,

на ладони упав головой?

Что же я натворил?

Не предвидел, не думал, не ведал?

Без руля и ветрил

кораблем дрейфовал за волной.

Подарила Весна

аромат позабытой свободы,

пробудила от сна

и дала путеводную нить.

Закружилась душа,

растеряла всю ржавую одурь.

Стало ближе на шаг

то, что я называл словом «жить».

Осень бьет по щеке

на ветру изогнувшейся веткой,

отражая в реке

хмурый взгляд дождевых облаков,

и подолгу стоит,

глядя в окна на лестничной клетке,

тихо рамой скрипит

и вздыхает волной сквозняков.

А когда-то она

синим взглядом своим волновала,

за собою звала

в расписную, с туманами, даль,

и в ладони мои

щедро яблоки с веток роняла,

и, росой напоив,

мне дарила святую печаль.

И осталась со мной

та печаль – не везде ее примут, —

обернулась тоской,

поседела, согнулась как тень,

и сосватала мне

злую, глупую, длинную Зиму,

и с приданым – как снег —

равнодушие, жадность и лень.

Я сполна получу,

не забыл я о скорой расплате.

Я надежды хочу,

да мечты превратились в золу.

И невеста Зима

в белоСнежном завьюженном платье

на колючих губах

принесет ледяной поцелуй.

8-14 октября 2002

Междустрочье

Понять я все время силюсь:

Откуда ты вдруг такая?

Иль правда – скажи на милость —

Отбилась от птичьей стаи?

Груз стольких противоречий

К земле тебя тянет, Птица.

Он давит хрупкие плечи,

Мешая крыльям раскрыться.

Не смей смаковать отраву,

Не смей в себе зло лишь видеть!

Кто дал тебе это право —

Так себя ненавидеть?!

«Оставьте меня, – просила, —

Под мягкой ленивой пылью».

А могут оставить силы.

А где их возьмешь для крыльев?

Не сверху ли суть увидеть

Стремятся на небо птицы?