Array Антология - Соборище. Авангард и андеграунд новой литературы

Сумасшедшая, нежная Мэри!
Она молча глядела в глаза…
И было что-то в этой манере,
Отчего я дрожал, как слеза.

Словно стебли ползущих растений,
Ее руки держали меня,
И как плющ, обвивали колени.
Было утро… Час нового дня.

Я недолго стоял у порога,
Так как Мэри, кутаясь в плед,
Отчего-то дрожала немного…
Я смотрел на следы от штиблет,

На испорченный галстук, на двери,
И – сквозь дым сигарет – на нее.
Она плакала – бедная Мэри —
А слезинки текли на белье…

И я вышел, смущенный, как мальчик,
Окунувшись в морозный туман…
Чей-то крохотный солнечный зайчик
Опустился в мой черный карман.

Этот город асфальтовых прерий
Наконец-то очнулся от сна.
Я зайду еще как-нибудь к Мэри…
И тогда вдруг наступит весна.

Как же сладко я ночью плакала!..
Это ты, мне родной по крови,
Утешал меня взглядом ласковым,
Усыплял меня тихим словом…
Так бывает в часы безмолвия:
Изливается дух на волю,
Если сердце разбито молнией
Неподвластного звукам горя,
Если руки летят, зовущие,
К серебристому свету Веги…
Только ты мог прочесть беззвучие,
Властелин темноты и снега.
Хоть на миг погостить в бессмертии.
Быть скиталицей слишком страшно.
Я проснулась, а снег все вертится
В круглом куполе черной башни.

Отсюда, из башни высокой моей
Я вижу – бегут облака.
Я вижу внизу табуны лошадей,
Ущелье, где вьется река…
Я вижу в долине цыганский костер,
Я вижу пастушьи стада.
Вечерний туман опускается с гор,
И церкви звонят в городах…
И я устремляюсь к ущелью. Туда,
Приникнуть к сырой глубине!
Пусть травы свивают венки, чтоб отдать
Холодной лиловой волне.
Мне чудится шепот, дыхание в ней…
И падает тихо слеза,
Она солонее кровавых морей.
А где-то грохочет гроза,
И полночь-цыганка колдует в окне,
Монистами капель звеня.
Там небо чужбины рыдает по мне,
Там сны воскрешают меня!
Я – птица, пронзившая холод вершин,
Я – рыба в расщелине скал,
Я – хищник, бегущий в еловой глуши,
Охотничий длинный кинжал,
Я – эхо среди остывающих крыш,
Я – ропот пугливых овец,
Дыхание леса, летучая мышь,
Биение спящих сердец.
Легенда и тайна, и призрачный звон,
На глади озерной круги…
Я знаю, что вечность короче, чем сон.
Мне жаль просыпаться другим.

Полночный час. Незримый ритуал.
Поблескивает в неба полынье
Луна, словно мифический омфал.
Свершается мистерия теней:

Богиня мановением руки
Спускает свору страхов с поводка,
И лижут сердце песьи языки…
Где след слюны – там завязи цветка:

Лиловый зев открытого окна,
Росистые извивы органзы,
И в складках – лик. Не спрятать, не прогнать.
Не вырезать осколками слезы.

Укрыться от себя… куда, куда?
Так память нам рисует миражи…
Так ярко обнажает темнота
Двуличие предметов… и души.

Как светел ты, мой темный сад,
Постель из легких сновидений,
Где притаился водопад
В объятиях тугих растений,
Где нежится в нагом смятении
Нагретый солнцем виноград…
Где синяя печаль дорог,
Где топчет нежные фиалки
Серебряный единорог,
Где ручеек, что нить от прялки,
Сверкает в пальцах у русалки,
Где в небе – ониксовый рог…
Где тихо плещется у ног
Прозрачный океан мечтаний,
И тростниковый ждет челнок,
Чтоб провезти меня над тайной.
Я отворю ворота в дальний,
Бескрайний, царственный чертог.

Ваше Величество, Вам донесение с флота.
В целях проверки открыты секретные пломбы.
Вот содержимое: текст – две страницы – и фото.
Как Вам угодно. (Сама… ну конечно… еще бы…)

«Ваше Величество, кланяюсь низко, до гроба.
Судно лежит на мели у зулусского порта.
Гроб заказали. Дождитесь. Мы будем к Вам оба —
Гроб, вероятно, живым. Я, конечно же, мертвым.

Ваше Величество, очень прошу Вас не плакать.
Судно достанется морю. Матросы убиты.
К чести державы, мы все-таки бросили якорь.
Берег похож на родной. Только крепко забытый.

Ваше Величество, море – опасная штука.
Я наблюдал его в зоне сплошных аномалий.
Лодка похожа на горсть, а точнее – на руку.
Впрочем, о чем я сейчас – Вы уже догадались.

Ваше Величество, здесь погибает сильнейший.
Слабый плывет вдалеке от открытого моря.
Это – пространство, в котором мне чудятся вещи,
Сходные вкусом и запахом только с любовью.

Ваше Величество, гибель какого-то флота
Значит не больше, чем след, утонувший в метели.
Я научился сражаться с ненужной зевотой
Силою мысли о Вашем заснеженном теле.

Впрочем, забудется. Вот впечатления плена:
Видел русалок в период вечернего клева.
Был на концерте прославленной местной Сирены.
Словом, отсюда мне многое видится новым.

Я благодарен за этот билет в бесконечность.
Море синеет, и глаз наполняется цветом.
Я не прощаюсь. Надеюсь на новые встречи.
Ваш Адмирал. (Попрошу – не спешите с ответом,

Почты здесь нет, но сие не предмет для истерик.
Письма в бутылках – бутылки я шлю Вам на фото —
Раз в сотню лет океан доставляет на берег.
«Warte nur, balde», и далее – прямо по Гете)».

Господин Адмирал, Вам изволит писать
Королева. Вот новости, вкратце:
Я отправилась в море, желая спасать
Вашу жизнь. Постарайтесь дождаться.

Мне известно, что Вы оказались в плену.
Государство радеет о флоте,
Бережет его кадры. Я буду тонуть
Как монарх, – на монаршей работе.

А ведь все начиналось почти хорошо.
Выходили из нового порта, —
Канонада, салют. Отдыхали с душой:
Развлечения – покер и портер.

Наш корабль летел, обгоняя ветра,
Но судьбу не настигнешь, – пустое…
Настигает она. И однажды с утра
Все приборы вдруг вышли из строя.

Мы плывем второй месяц. Висят паруса.
Я просила идти только прямо.
Ну, а прямо – циклон. Ночью будет гроза.
Капитан стал ругаться при дамах.

Нет, он предан отчизне и явно не трус,
Но сказал, что я «дура в квадрате».
Я ему доверяю, он знает наш курс.
Но квадрат не указан на карте.

Что о картах, – играем теперь без купюр, —
Над водой поднимается ветер,
Одевая волну в серебристый гипюр.
Доверяем всю ставку монете, —