Никита Никисс - На Восток. Одна история и несколько стихотворений. Часть II

В пятом классе меня отвели на прослушивание в школьный фольклорный ансамбль. До сих пор не знаю почему, но так решила мой классный руководитель, добрейшей души человек, Эльвира Яковлевна. Видимо, она что-то во мне увидела и направила в сторону моей судьбы. В актовом зале, который стал домом родным на все последующие школьные годы, я познакомился со своими первыми учителями в творчестве.

Встретила меня светловолосая улыбчивая женщина, но я в ней сразу почувствовал характер, стержень, она была требовательной и в тоже время доброй. Около сцены кто-то, тихонько перебирая клавишами на баяне, наигрывал незнакомую мне мелодию. Подойдя поближе, я увидел человека с белыми, от седины, волосами и бесконечно теплыми глазами. Прекрасная пара, Мезенцевы Петр Николаевич и Лариса Дмитриевна. Сколько любви, сил, заботы и таланта они отдали детям за годы работы, сложно представить и невозможно переоценить.

Петр Николаевич попросил меня воспроизвести за ним какую-то простую мелодию. Он сыграл на баяне, я воспроизвел голосом, и так несколько раз. Спустя пару недель, я уже пел на сцене, с трясущимися от страха ногами, песню «Мама, милая мама». Мама, конечно, была в зрительном зале и плакала, очень хочется верить, что от счастья, а не от того, как я пел. Это было началом моего большого, увлекательного, творческого пути.

Поднявшись на третий этаж, я позвонил в дверь квартиры, за которой тут же раздался шум открывающегося замка и голоса:

– Никита… Никитушка, – схватившись за сердце, уже начиная плакать, встречала моя любимая Бабушка. Она расцеловала меня почти с ног до головы, крепко обняла и не отпускала. – Как же ты там… Один… Милый мой, родной, – причитала она, и слезы градом лились из ее глаз.

– Все хорошо, Бабушка, я приехал, все хорошо, – улыбаясь, отвечал, а самому было не по себе… За что ей достался такой непоседливый внук?

Она для меня была не просто Бабушкой, она была моим лучшим другом, моей второй Мамой. Каждое лето проводя в деревне, мы с ней вместе сажали, поливали и собирали урожай. Первые несколько дней моего приезда к ней я просто слушал её и слушал, за год у Бабушки накапливалось столько эмоций и впечатлений, которыми она хотела со мной поделиться.

– Ой, Никитушка, – смеялась она, – и смех и грех… Стал тут ко мне в женихи набиваться дед Калашников… Ой, – заливалась она со смеху, – говорит: «Катя, ты одна и я один. Давай жить вместе. Мужик я мастеровой…», – еще пуще смеялась она, а потом вдруг делалась такой серьезной. – А мне, Никитушка, никого не надо, кроме дедушки твоего, – со слезами говорила она. – Вот, лежит он там… Ждет меня…

Я успокаивал мои милую Бабушку, рассказывал о своих делах, и уже через минуту мы вместе хохотали. Когда я уехал в Америку, Бабушка продала дом в деревне и перебралась в поселок. Одной такое большое хозяйство тянуть уже было не под силу. Я, когда узнал об этом, очень расстроился, ведь это было наше родовое гнездо, в котором выросло не одно поколение, там прошло и мое детство, но так, видно, было угодно Богу.

Тут же и моя любимая Мамочка подошла, крепко обняла и поцеловала:

– Мой сыночек…

И мой любимый Брат:

– Вот и приехал мой братик…

И Папа, со слезами на глазах:

– Ну, здравствуй, сын…

И тетушки, дядюшки, все, кто был там, обрушили свою радость на меня. Кто-то выкрикнул: «Возвращение блудного сына!», и все засмеялись. На душе было хорошо. Вот она, сила семьи, тебя любят, тебя ждут, тебе всегда рады, тебе всегда готовы помочь. Я не особо это умел ценить, а в повседневной суете большинство из нас об этом вообще забывает, а, между тем, в семье сила, в ней всё закладывается, вся наша будущая взрослая жизнь.

Всем интересно было, как же там, что же там, за бугром? Я рассказывал, рассказывал, они удивлялись, смеялись.

– Ну и молодец, что вернулся! – сделал заключение мой дядька. – Нехрен там ловить!

Сложно переоценить значение семьи в жизни каждого человека. Это основа всех основ, это малая Церковь, это государство, это институт жизни, в котором мы учимся любить, благодарить, прощать, делиться, бороться. Без семьи человек, как древо без почвы, он медленно погибает. Наша семья не была какой-то особенной, у нас было много проблем, забот и трудностей, как у всех, наверное, но я всегда чувствовал и чувствую до сих пор этот Дух Рода, этот стержень, который присутствовал в каждом из нас.

Неубиваемое жизнелюбие, оптимизм, стойкость, упорство, трудолюбие, честность – это то, что меня всегда поражало и вдохновляло в моей семье. Как бы сильно ни дул ветер, гора перед ним не склонится, об этом я всегда помнил.

Один день пролетел незаметно, я вновь собрал свой чемодан, попрощался с родными, и ночью этого же дня мы с Алёной уже сидели в аэропорту, ждали нашего вылета в Санкт-Петербург. Голова была квадратная, я еще не отошел от двенадцатичасового перелета через Атлантику и Европу, и сейчас снова в небо, но, Слава Богу, только на два часа.

Мы подошли к стойке регистрации.

– Кажется, я паспорт забыла… – с ужасом в глазах прошептала Алёна

– Так, спокойно, ты ничего не забыла, – уверенным голосом, который почти восстановился, сказал я. – Ты же все вещи собирала, ты не могла его забыть.

Алёнушка судорожно копалась в своей сумочке и где-то, на самом дне, нашла паспорт. Недаром женские сумочки называют «черными дырами», всё, что туда попадает, исчезает. Наши приключения только начинались или, правильнее сказать, продолжались.

Пока мы летели, она хвасталась, что рассказала родителям про колечко, и что они очень обрадовались, мол, у нас, наконец-то, всё определено. Я тоже был этому рад, но, размышляя сам в себе, думал о том, что мы, порой, уделяем большее внимание символам, а не их значению, обёртке, а не содержанию, это иногда мешает оценивать реальную картину событий, но без этих символов и фантиков, тоже никуда. Нельзя от них отказываться, главное, не подменять ими внутреннее содержание.

Петербург встретил нас серыми тучами и прохладным дождем. Первым делом нужно было найти жилье. Мы отправились на Невский проспект, купили газеты, сели в каком-то кафе и начали кружками обводить интересные нам объявления о сдаче квартиры и комнаты. Сил уже не было, хотелось скорее что-нибудь найти и отдохнуть. К обеду выглянуло солнышко, и мы решили выбрать варианты в шаговой доступности от центра. На Вознесенском проспекте, в доме пятьдесят пять, нас ждала комната в коммунальной квартире, на четвертом этаже, в доме тысяча девятьсот шестого года постройки. Высокие потолки, обшарпанные стены, мутные окна, выходящие в «тот самый» питерский дворик, словом, куда не глянешь, везде ощущалось богатое прошлое. Недолго думая, мы ударили по рукам и заселились в комнату. Из мебели в ней был стол, стул и небольшой шкаф, который, кажется, стоял тут с момента постройки дома, а спать не на чем.