Ирина Ирвит - Непростому человеку

Есть привычка – занести в дневник
Фразы, что отражают бури!
Лучше так, чем безутешно дни
Проживать, себя теряя всуе.

Есть привычка – выключить звонки!
Чтоб не ломились в мои двери.
Лучше так, чем укрывать грехи
И нелепым обещаньям верить.

Есть привычка – посмотреть в глаза!
Прежде, чем на жизнь всю расстаться.
Лучше так, корить себя чем, за…
Любовь, а Нелюбви бояться.

Смешно смотришься в черном фраке.
Лучше в картузе тебе, в рубахе.
Да, с малиновым цветом, справа.
Да, лежащим в поле, на травах.
Кто та, в подвенечном наряде?
Так величаво ступает рядом.

Вечность. Это тебе – не загсы,
Ни архив, ни церковна запись.
С неё подвенечное платье
Уж никогда тебе не снимати.
Не познать тебе ее стати,
Ни тепла, ни скупых объятий.

На этом, на брачном распятье,
Бог мой, тебе уже не бывати!

Я за стол посажу картины
На поминки нашей любви.
А ты можешь на именины
Пригласить их, меня не зови.

Ты же все годовщины справляешь
В окруженье этих «друзей».
И на стены всё добавляешь
В злато рам заключенных людей.

Я узнаю тебя в листочке
Или – древа могучем стволе.
Да, и черной довольно точки
В бело-розовом цвете алей.

И в расплывчатом сноведенье,
Где ты снова пропал навсегда,
И в строке стихотворения
Не настигшая нас благодать —

Запульсирует кровь в аорте
Почти, в этот миг, на разрыв!
Капля… вишенкою на «торте»,
Где слоями наши миры.

Шел поезд, и днем шел, и ночью.
За окнами таял ландшафт.
В купе, одном, – мать-одиночка.
А с нею – плюс два малыша.
Ее несмышленыш сыночек,
Ну, каждую ночь голосил,
Его на руках темной ночью
Носила – сколь было в ней сил.

По рельсам глухою Сибирью
Состав проходил, Number one.
Тот поезд, с названьем – «Россия»,
Иначе звалася страна.

И где-то там, в призрачной дали,
Бескрайних сибирских лесов,
Возможно, в вагон, на Байкале…
Небритый мужик тот вошел.
И вел себя странно он очень:
Угрюмо и молча ходил.
Ходил и днем он, и ночью.
В нем было достаточно сил.

По рельсам глухою Сибирью
Состав проходил, Number one.
Тот поезд, с названьем – «Россия»,
Иначе звалася страна.

Светила угрюмая сила
В глазах – убийца, точь-в-точь.
Откуда путь держит, спросила,
Не спит что? Какую уж ночь?
Сказал, что уж лет почти двадцать…
«Мотал срок за сроком в тюрьме.
В живых чтоб убийце, остаться,
Спасенье – бессонница мне.

По рельсам глухою Сибирью
Состав проходил, Number one.
Вагоны, c названьем, – «Россия».
А поезд – «Советов страна».

Да, в жизни, любое проходит,
Коль хочешь её сохранить,
Хорош сон, когда на свободе!
А, Там? Ну, там – лучше ходить.»
По рельсам глухою Сибирью
Состав проходил, Number one
Вагоны, c названьем, – «Россия».
А поезд – «Советов страна».

Уж не так теперь себе мила я.
Ведь в сравнении сама с собой
С каждым годом больше уступаю
«Статуэтке» безупречной, той!

Что несла главу свою высоко.
И, язвя, прохожий не стерпел,
Дал совет: пониже резать оком.
Ишь! Под взгляд ее попасть хотел.

И всего-то дело в росте было —
Неудачник просто мелковат.
Чуть, глядишь, и жизни б не хватило,
В нужной высоте поймать тот взгляд!

К тебе я приду,
И покорной рабыней
К ногам припаду.
Наша вечность отныне

С Начала начнет
Пересчет свой текущий.
И тело умрет.
Лишь душа будет сущей.

Две вечности вновь
Потекут параллельно.
Возможно, любовь…
В этом – мысль Эйнштейна?!

Ты сказал: пора нам отдохнуть.
Сонм безликих дней наскучил.
И глотком свободы будет путь.
К солнцу сквозь седые тучи.

Ну, а мне бы нужно онеметь.
Сколько можно повторяться.
Свежей новостью однажды смерть —
Утром, вместо кофе. Может статься.

Среди равнодушных унылых камней
Твой садик живой – лишь все зеленей!
Привлек сквозь решетки нехитрый узор
Скользнувший, прощаясь, мой ищущий взор.

И желтые «солнца», на длинных стеблях,
Букетом разлуки, как праздничный стяг,
И осень, и зиму встречают одни —
Заменят мне Солнце в ненастные дни!

Один узор рисуют лепестки
Века. Из года в год, из века в век.
И дарит те волшебные цветки,
В букете, человеку человек.

Любви необходимый ритуал.
Объявлен той традиции бойкот
Лишь теми, кто той жажды не узнал,
Кто без святого «Лишнего» – банкрот!
…

Мы так молчали много лет.
И много лет еще б молчали.
Но как-то погасили свет
И, молча, все слова сказали.

Казались лишними слова,
Совсем не нужными природе:
Не говорит – растет трава,
И в тишине Светило всходит!

В его руках топор вздымался
И увлекал с собой массивный Крест,
Что на груди могучей жался,
И в воздухе искал священных мест.

Так в упоенье руша в щепы,
Годами твердь хранившие стволы,
Он разрубал тугие скрепы
И в новом, созданном, пространстве плыл.

Уже предчувствие витало…
На грудь, стесняясь, возвращался Крест,
Прикрыть, под ним что клокотало.
В динамиках же – надрывался Лепс!

И стало ясно вдруг – Святые
К любимым приходили без Креста.
А те, которые – иные,
Снимали, чтоб душа была чиста.

А если не хватило красок,
Добавлю позже охры в колорит.
Сквозят улыбки из-под масок,
И спелая хурма еще висит!