Рита Мурашова - Стиши. 2009—2022

Кто бы читал мне теперь,
с выражением, вслух,
закрыл за собою дверь,
только когда усну.

Кто бы купил мне книг,
я ведь теперь – сама.
Русский, родной язык
учил впитывать по слогам.

Сказок народов всех
зерна посеял на
почву сырую. Присел
на ночь пестовать семена.

Кто еще, как не ты?
Иного я не найду,
так же всходившая, как цветы
всходят в твоем саду.

Где он хранится – души моей урожай?..
Тихое поле. Родители. Бабушка. Дед.
Скорлупка яйца хрустит, стоит самую малость нажать,
слабо белеет во вспаханной борозде.

«Тихое поле, я вырасту из тебя!
Ты необъятным не будешь казаться уже!»
Как в колыбели катаясь, землицей пыля,
шарик картошки врезается в серую жесть.

…В сказку как будто твоя превращается быль.
Что ни судьба, видно, так повелось искони:
жизнь рассыпается в затхлую серую пыль
погреба, самых любимых навек схоронив.

Не будучи породистой,
у ног,
у ног Твоих,
зажмурившись,
дежурю.
Как парочку настырных мыслей-блох
Ты вычесал,
забыл ли?
И как в бурю,
к земле склонясь,
ладонью тормоша
мочалку белой шерсти
на макушке,
шептал мне:
«Беспородная душа,
а и тебе
мое хозяйство нужно!»

И шла за Ним,
намеренно стремясь,
по преданности песовой законам,
несмелой лапой
в ногу с Ним…
И грязь,
и кочки обойти —
одно легко нам.

…Теперь
среди породистых собак,
нехитрые команды их
усвоив,
хочу опять:
душистый лес,
овраг,
и нас,
Хозяин,
только двое…

Двое!
И чтобы никакой нездешний рот
не смел кричать
чужой лохматой псине:
«Сидеть!»,
или «Умри!»,
или «Апорт!»
Собачье сердце просит:
пусть отныне
я знаю
только Твой
святой порог,
рву воздух лаем с теми же
друзьями
безродными…

Присвистни,
Ты же мог
так раньше подозвать меня,
Хозяин…

2009

Я не умею, Господи,
я не умею жить,
мне из обрывков, лоскутов
не сложить
самого малого, кажется,
полотна;
в круге людей стою даже я —
как одна.

Уже ни ногтя целого
на руке.
Прошлое кладом сделала
в уголке —
мяч закатившийся,
в уличной весь пыли,
речка застывшая, я —
на ее мели.

2017

Когда уже нет больше сил,
а будущее иллюзорно,
найди могучий Иггдрасиль,
который поливают норны.
Пусть мудрая расскажет Урд,
как много сделано тобою.
И утекающих минут
ручей, и часового боя
тревожный всплеск, не испугав,
но музыки блаженной ради,
цветущих ради троп и трав
услышать даст сама Верданди.
А что тебе готовит Скульд —
пускай неведомо, но корень,
могучий корень, как сосуд,
дает напиться свежей кроне.
Когда уже нет больше сил,
а будущее иллюзорно,
знай: в твоем сердце – Иггдрасиль,
который поливают норны.

2022

Наш спор с тобой – как будто спор
Луны и Солнца.
И яркий луч твой мне в укор
на волю рвется.
Ты обвиняешь лунный свет
в непостоянстве:
– Тебя порой и вовсе нет.
Тебя боятся:
ты царствуешь во тьме ночной,
когда опасно.
Куда приятней свет дневной,
с тем все согласны.
– Но все согласны также с тем, —
я возражаю, —
что игу мелочных проблем
Луна – чужая:
под светом ласковым моим
спокойны люди,
себя доверив снам ночным.
Так есть и будет.
Нам сложно было б в темноте
нащупать выход.
Но где еще, скажи мне, где,
как ночью, тихо?..
Для наших будущих дежурств
оставим силы.
Сегодня я опять зажгусь
другим светилом.

2009

Я лишь в кровоподтеках – краски,
под сталью латной – блузы лен.
Так некогда и сам Веласкес
был обагрен!

Когда из критиков пристало
кому-нибудь кольнуть меня,
там, за двойным моим забралом, —
добра броня!

Когда тяжелым давит грузом
на плечи рыцарский обет,
сменяю панцирь я – на блузу!
шлем – на берет!

И пусть победами непросто
похвастать мне, я быть бы рад
бесславнейшим из крестоносцев —
у райских врат!

2009

Подними голову, Сильвия, дверь открой,
выгони из дому все отравляющий газ,
не выключателей – клавиш коснись рукой,
пусть наполняется воздух потоками фраз.

Вот же твое оружье – бумаги лист,
стрекот машинки, как выстрелов череда.
Самым оправданным из бытовых убийств
будет попытка метафорой передать

то трепетанье нервов, как на ветру:
«Тряпкой застиранной заколыхалась душа.
Чем истончаться – быстрее сама умру,
чем задыхаться – усну, перестав дышать».

Подними голову, Сильвия! Дверь открой!
Не докричаться, как няне твоих детей…
В этом удушливом мире, тем боле зимой,
не избежать ни любви, ни ее потерь.

Я выживу. Всем деспотам назло.
Чтоб ни случилось, долго буду тлеть я.
Завьюжило, снегами замело,
и спрашивает грубо каждый третий:
«Есть прикурить?»
Делюсь, даю зажечь
из коробка едва живую спичку…
Поток курящих так же будет течь,
а я – дичать в морозном безразличье.
Я не курю. Лишь бережно храню
огонь в тепле молитвенного жеста…
К весеннему шагает алтарю
холодная, как мачеха, невеста —
Зима…
А я готовлю душу впрок:
поэзия, и музыка, и память
о всех угасших, спичек коробок —
последний, чтобы мне к весне оттаять.

2016

Сняв кожу,
повесив, как плащ, у двери,
тушуюсь в прихожей,
все тело – горит.

Еще не остыло
от сотен их глаз,
от сотен постылых
натуженных фраз.

Скорее бы в воду —
до скрипа отмыть,
как губы, свободу
о всем говорить.

Черпнуть горстку соли,
в своей разлитой,
растворенной боли
стать только собой.

2018

Там каждый год – неурожайный год,
там каждый метр земли – промерз на метры.
И всякий, кто полюбит, не найдет
любви ответной.