Mel RedWolf - Пока это важно

Кровь сочится и рана гноится.
Так нутро мое болью кричит,
И как прежде, пустые страницы,
Наполняются кровью чернил.

Белые пухом ложатся
Бархата листья даров
Жаркие теплые счастья
Кружева лягут стихом.

Сложатся и растворятся
Горести все до зари.
Темные мысли таятся
Бисером капель росы.

Слепо сложилось по жизни,
То, что дано от судьбы,
Но, что сложилось отныне
Пусть по душе лишь звучит.

Искорки с неба струятся
Иссини-светлым лучом
С темного бархата свода,
Там, где покоится бог.

Шапки еловые сложат
Сказку отжившей зари.
Там, где и лживые могут
В мир волшебство приносить.

Там, где за заревом неба
Будет дуга и ещё
С новою встречей родится
Теплое сердца волжбство.

Сахар и с пряностью горя,
С терпкостью новой грозы
Снова родится улыбка,
Кельпи, сатиры, джины.

С жизнью и слабостью хрупкой,
Прямо по тонкой нити
Снова родится распятой
Сказка весомой судьбы.

Лунный лазурный свет
Ты подскажи мне ответ,
Сколько осталось лет,
Сколько звенит рассвет?

С жаждой, хранимой с веков
И с вражьих берегов
С жаждой, застывшей в устах
И с пиком ярости глаз

Вихрем отживших времен
Истина вновь восстаёт,
Там, где отжил вновь закат,
Вновь возродится рассвет

И склеп откроется вновь,
Искра проснется во мгле
Жажда родится в костях,
Тех, где лишь дух, не сотлел.

И, буреломною мглой
Вновь возродится душа,
Та, что горела в котлах,
Плавилась, но лишь жила.

И, как тоска по векам,
Громом средь белого дня,
Вновь пусть восстанет душа,
Та, что на миг замерла

Алый, как маковый цвет,
Серый, как белая сталь,
Вновь огласит свой завет,
Предок вампирских зевак.

В ночи звучали голоса
И лишь глупец молчал,
Страшась, что будет в миг,
Когда душа, простится с телом.
Навсегда.

Но пели в ночь дриады зычно
И вельфа отвечала в такт,
О том, за что на свет родился
Весь бренный люд и тихий лад

И жажда жить сражалась с плотью,
Вновь отвечали души зрячих,
По тем, кого уже не сможешь,
Встречать средь дня и в память важных.

И пели голоса уныло,
О тех, кто век свой отбывает,
Лишенный жизни и невзгод,
Как цвет, что в колбе, без даров,

Без жара солнца и дождей
Живёт для тех, кто заточил.
И не желает вешних дней.
Как быт, что оглашает люд

Своим отчаянным желанием,
Жить просто до заката дней
И быть по жизни без участи.

И танцевали у костров.
Трещали ветки, сучья, шишки,
Мерцали огоньки с небес,
Когда ушел посланник бездны.

Волнующий закат горит,
Как вихрь слез в глухой тиши
И среди ненависти, лжи,
Как среди океана тьмы.

Как бой, но выше всех основ,
С мерцанием звёзд и жажды быть,
Немного выше, чем зовёт,
И выше, чем замок звучит.

Горчее ладана и дегтя,
Пестрят мерцающие звёзды
И истины, что не похожи,
На истины в мирской основе,

Но то, чем жив сейчас народ
Лишь отражение кривое
И быть хоть кем-то средь невзгод
Сложнее, чем забыться болью.

Волжбой метель я сотворю,
Пургу, что тысячи веков
Не знал народ, не знал и люд,
Но та сотрёт пяль всех веков.

Кружат снега и покрывают
Вершины значимых оков,
Скрывают все посевы хмеля,
Скрывают города и свод.

Белеет заводь ледниками,
Белеет шапка сосед, гор,
Белеет горизонт и днями
Струятся тысячи снегов.

Затихла высь, затихло небо,
И вся земля, как камень звон
Покрылась коркой от снегов
И зазвенела безучастно,

Там, где грешат – ведь нет основ
И люд, и городская братья,
Скитались горько лишь крупицу
И сгинули с лица земли.

Лишь письмена звучали зычно
И вельфа возносила дань,
За всех почивших во снегах,
Что насылала не двулично.

Ветры гуляют
Над берегами снегов
Среди них нет
Ни бравых, ни основ,

Ни тяжбы жить
Под гнетом царских дум
Лишь волшебство творить,
То, что для них в ночи.

И кельпи с водной гривой
И жабры для людей,
Но для кентавров воля
И бой подать и цвейг.

Жажды не знает
Только лишь казначей
И в безупречном багрянце
Родится ручей,

Но не средь знати,
А средь простых людей.
И городничий узнает,
Кто станет жнецом.

Там, где родится костер,
Воспылает пожар.
И где когда-то желали,
Пустился кошмар,

Там, где мерцали улыбки,
Струятся ручью.
Слезы лежат,
Но и сочатся в почву.

И улыбаются судьи —
Вновь есть подконвойный на суд
И как не бил бы пожар,