Василий Рем - Моей единственной. Книга вторая. Девятый сборник

С любовью обращайтесь нежно,
Храните в сердце каждый вздох.
Ведь обратитесь с ней небрежно,
Она исчезнет – вот итог.

Любовь не вздохи на скамейке —
Поэт из юности учил.
Не превратиться в рубль копейке,
Терпенья нет, когда, иль сил.

Любовь из сердца не гоните,
От вас ушедшую любовь.
Себя в глазах не уроните,
Любовь зовите вновь и вновь.

Убив любовь, себя убьёте,
Ведь без любви и вам не жить.
Когда же это всё поймёте,
Вам тайну я могу открыть…

Любовь даётся человеку,
По сути, только раз один.
Любовь не купишь в ипотеку,
Над нею ты не властелин.

Любовь, прошу вас, берегите!
Храните в сердце, как алмаз.
Себя любовью наградите…
Сим завершаю свой рассказ.

Я живу на Виноградной улице, а над ней порхают облака,
Листья и лоза вон к небу тянутся, гибкие, как девичья рука.
Но надеюсь, что они все вырастут и забор обхватят, словно спрут,
Сделал я для них полив особенный, где же им расти, когда не тут?

Трёх сортов небесные создания посадил я года три назад,
Все они растут и к солнцу тянутся, ну а дни, как ласточки, летят.
Я хочу, чтоб к Виноградной улице мой прирос чудесный виноград,
За лозою спрятавшись, целуемся, и влюблённым нет уже преград.

Годы улетят, и кисти вырастут, солнцем напитаются сполна,
Их сорву я нежно поздней осенью, приготовлю крепкого вина.
Мы с тобой, хмельные и весёлые, предадимся неге и любви,
Я живу на Виноградной улице, виноградный сок в моей крови.

Вот его хозяйка на работе,
Её дому скучно на болоте:
– Мне грустно на болоте одному,
Я брошен до весны, а почему?

Ведь я её от ветра защищал,
Под одеялом ночью согревал.
Из моего окна смотрела в сад,
Рвала из окон спелый виноград.

По вечерам сидела на крыльце
И не было печали на лице.
Соседи все завидовали мне,
Их лица отражаю я в окне.

Теперь я брошен и стою один,
Забором обнесённый исполин.
Ржавеют сваи тихо подо мной,
Я был построен для тебя одной.

Дожди уйдут, и ты вернёшься вновь,
Чтобы вернуть ко мне свою любовь.
Тебя укрою снова от дождей,
Нет для меня и женщины родней…

Но его хозяйка на работе,
Без неё скучает на болоте.
Тоскливо на болоте одному,
Он брошен до весны, печаль ему.

Мой милый дом, пишу тебе ответ,
Ну, в первых-то строках тебе привет.
От мамы, дочери и от меня,
Ты всем нам стал поближе, чем родня.

Я не могу дождаться тот момент,
На это есть мой веский аргумент.
Ну, во-первых, ты очень далеко
И до тебя добраться нелегко.

Во-вторых, там грязь, да и болото,
Мне по грязи лазить неохота.
Придёт весна, и расцветёт мой сад,
Зазеленеет сладкий виноград.

Да, я приеду, милый добрый дом,
И вновь с тобой мы дружно заживём.
Ну постой ты зиму на болоте —
По уши зарылась на работе.

Под зонтиком по дождику
Хожу я на работу.
И плохо лишь художнику
В такую непогоду.

Художнику ведь дождиком
Все размывает краски.
Ругаем он художником
Так, чисто для острастки.

Палитра расползается,
И потекли все краски.
А он стоит, ругается,
Готов сбежать из сказки.

А мы вот не ругаемся
И топаем, где лужа.
К работе добираемся,
И нам покорна стужа.

Под зонтиком по дождику
Хожу я на работу.
И плохо лишь художнику
В такую непогоду.

Там, где течёт, начало взяв с криницы,
Мил ручеёк, прозрачный аж до дна,
Возможно, небом брошены грибницы,
Ведь травка там нежна и зелена.

Но время шло, дожди траву ласкали,
Покрылась мхом грибница у ручья.
И там грибочки появляться стали,
Да не один, а целая семья.

Растут грибы, питаясь свежей влагой,
Берёзой укрываясь от ветров.
Сошла малина, листья пахнут брагой
И дымом тянет от былых костров.

Уж выросли грибы, заматерели,
Вот осень, собирать пришла пора.
И ты с лукошком к сказочной артели,
Так рано утром вышла со двора.

Достала нож, воды испив с криницы,
Их срезала, грибницу сохранив.
А рядом пробежали две куницы,
Грибы сняла ты, их опередив.

Срублена берёза, только пень торчит,
Кто же это сделал? Пень сухой молчит.
Срубленные ветки сохнут в два ряда,
Кто рубил – тем прибыль, ну а нам – беда.

Жёлтые опилки кровью на траве,
Не белеть берёзе, не шуметь листве.
Там, где ствол роняли, смята вся трава,
Срублена вершина, словно голова.

Где ты сок пролила, выросли грибы,
Но уже не слышишь просьбы и мольбы.
Ты их не укроешь ветками в жару,
Не умоют росы шляпки поутру.

Я стоял и плакал, слёзы лил на пень,
Нет, не человек я, а простой олень.
Мне небезразлична гибель красоты,
Коль оленя слышишь, то поймёшь и ты.

Срублена берёза, только пень торчит,
Кто же это сделал? Пень сухой молчит.
Срубленные ветки сохнут в два ряда,
Кто рубил – тем прибыль, ну а нам – беда.

Серебрит осина листья по весне,
Её ствол красивый обнял, как во сне.
И она притихла, не шумит листвой,
И небесный ангел виден надо мной.

Ветерок подует, листья задрожат,
Вон бредут к осине трое медвежат.
Потеряли маму, плачут и ревут,
Накормлю вас мёдом, все за мной идут.

Пасека ведь рядом, мёда завались,
Подходи поближе, дыма не страшись.
Дал по миске мёда, съели всё до дна,
Да найдётся мама – вон ревёт она.

Стал стучать в железо, медвежат прогнал,
Слышу рёв далёкий. Мама? Угадал.
Подошёл к осине, обнял в сотый раз
И поведал веткам этот свой рассказ.

Уронили листья клёны и берёзы
И того не знают, что придут морозы.
Им без листьев будет холодно зимой.
Вы пример берите с ёлочки густой.

Но стволы не слышали крик мой и слова,
Окунула осень их в чары волшебства.
Осень не прогонишь, ведь она хитра,
Листья обрывает ночью и с утра.

Оголились вовсе клёны и берёзки,
Ох, придут морозы и польются слёзки.
Голые деревья – зябко без листвы! —
Просят: «Ты укрой нас!» – у сухой травы.