Юлия Март - Подсловье. Премия имени Анны Ахматовой

Улыбайся, когда слёзы рядом,
Под лучами ламп и софитов,
Улыбайся, пусть сердце разбито,
И губами, и телом, и взглядом.

Улыбайся – мир любит маски,
Миру эта улыбка знакома…
Пусть никто не уйдёт не обласкан,
А поплакать ты сможешь дома.

Разучилась плакать? Не страшно.
Слёз солёных зачем вкус едкий?
Будь послушной принцессой в башне,
Самой певчей из птичек в клетке.

Долго думаешь. Просто ответь.
Знаешь, короток век человечий.
Если б слово и ритм были твердь,
Я б смогла тебя увековечить.

Бытовые слова, как грехи,
Тянут вниз: тяжелы узы, прочны.
Отмолить могут только стихи,
Потому что они непорочны.

Ты, пока на ногах, поспеши:
Всем, кто перерождён человеком,
Приглашенье на танец души
Ограничено. Жизненным веком.

И не то, чтобы я так хочу…
Просто дали такую задачу.
Передай, говорят, как свечу,
Слово дальше. Пока что-то значит.

Я ведь тоже копчу. И пыхчу.
И рыдаю, бывает, в подушку.
Наклоняется Ангел к плечу
И целует, как в детстве, в макушку.

Говорит: «Всё пройдёт, не спеши,
В суете божий дар умирает.
Ты пиши. Слушай ритм. И пиши.
Послушание не выбирают».

Ну, а я повторяю вопрос:
Ты нашёл себя? Хоть понемногу?
Через столько путей себя нёс,
Что обратно не помнишь дорогу?

Долго думаешь. Сердцем ответь.
Слишком уж дорожим мы умами!
Если б слово и ритм были твердь,
Мы б себя заковали в них сами.

Я говорю Ему:
«Что со мною – не знаю:
То улетаю, творю,
То нагнетаю.
Слово горит пламенем сине-красным,
Срывается с губ,
Режет душу, как масло,
Жжёт мне язык сталью, как ядом».

Он отвечает:
«Время пришло,
Так надо».

Я говорю Ему:
«Я в пути спотыкаюсь,
Скатываюсь,
Сползаю,
В кровь разбиваю колени.
Может, я зря стараюсь?»

Он говорит:
«Это твои ступени».
Я говорю:
«Голос мой льдист и тонок,
Громко не спеть,
А тихо никто не слышит.
Выйду на сцену —
чувствую себя лишней.
Лучше забыть, молча стирать пелёнки».

Он говорит:
«Шёпот бывает громкий.
Космос вообще мало кто слышит,
А он шумит,
В сердцебиеньи
Дышит…»

Десять тысяч шагов под водой – что лье,
А как вынырнешь, всё та же сушь.
Океан мой, рукавам наших рек судьба обмелеть,
Если сохнут источники наших душ.

Я, как бедуин в пустыне, всё жду дождя,
Но земная участь – всегда обман.
«Принесите в жертву жену вождя»,
Десять тысяч лет… и один шаман.

О фонтан, о чудо, Бахчисарай!
О, сады цветут, о, бутоны роз…
Это рай, конечно же, это рай.
На десяти тысячах женских слёз…

Океан мой, скажи, ты, как прежде, жив?
Я твоя единственная луна?
Подо льдом не видно: прилив-отлив,
Или комом вымерзло всё до дна.

Десять тысяч слов, как в полубреду…
Волны вод и соли мешают спать…
И, закрыв глаза, я по дну иду…
Всё вперёд… но только, похоже, вспять.

Я люблю фото прошлого века,
Где без ретуши, в блеске глаз,
Так легко разглядеть человека
Человечнее новых нас.

Говорят – это фотобумага
И винтажный эффект старины.
А, по мне, просто честь и отвага
Из сердечной идут глубины.

В чуть смущённой полуулыбке,
В позе тела – основе основ —
Есть прощение к каждой ошибке,
Нестреноженная любовь,

Что не требует, а внимает
И желает счастья для всех.
Словно мать, горячо обнимает
И дарует настрой на успех.

И, по мне, не бумага красива,
Никакого секрета в ней нет.
К жизни страсть и душевная сила
Оживляют потомкам портрет.

Этот город не спит. Он текуч, как вода.
Этот город не сможет застыть никогда.
На зелёной волне мимо улиц пустых
Я лечу, ты летишь, и асфальт мостовых
Бесконечною лентой нам стелется вслед…
Кроме звука у нас ничего в прошлом нет.
Кроме шороха шин, что нас ждёт впереди?
Только сердца сейчас тарантелла в груди.
Башни Сити мелькают, смеёшься – экстрим
Ощущать этот ток, этот пульс, этот ритм,
Выжимать из мотора почти страстный стон,
Наблюдая, как искры ласкают бетон.
И прорваться сквозь ночь, выпадая росой!
По Тараса Шевченко гуляя босой,
По перилам съезжая, как в алчную пасть,
Не боясь ни воды, ни огня, ни пропасть,
Растворяясь во тьме, возрождаясь в рассвет,
Заглушить. Замереть.
Зачеркнуть.