Ростислав Данилевский - Тихий голос. Стихи разных лет

Чем тебя одарила природа —
Подари это лучшему другу
И всему ойкуменскому кругу.
Имя дара – Любовь и Свобода.

Не у могил в долгу я – у людей,
У душ бессмертных, на меня глядящих,
Не будущих, не бывших – настоящих,
Лишь улетевших в светлый мир идей.

И не словами с нами говорящих,
Но мысленно внушающих нам свет
И ничего за это не просящих,
Одну лишь память, жизни легкий след.

И совесть оживает им в ответ,
И душу мне тревожат сны ночные.
Томящие меня дела дневные

Вдруг обретают смысл, какого нет,
Когда никто мне душу не тревожит,
Когда она отсутствует, быть может…

Переживая каждое мгновенье,
Я пью мускат – прекрасное вино.
И что бы ни случилось, все равно
Гляжу на мир с улыбкой удивленья.

То близка мне, а то далека,
То ясна мне, а то непонятна.
Так большая-большая река
Неохватна, нелицеприятна,
Не течет – что же делать! – обратно,
Может нежно волною омыть,
Может в ней же тебя утопить…

Мы песчинки с тобой среди тысяч других,
Мы столкнулись в воздушном потоке.
Нас того и гляди разнесет этот вихрь
Наобум, без пути, без дороги.
Но останется
наша короткая связь
Малой искрой в энергии света.
Да не втопчут ту искру в житейскую грязь,
Как вминают в тропу сигарету.
И в огромном хозяйстве планет и комет
Вездесущего доброго Бога
На одну нашу искру усилится свет.
Впрочем, это,
конечно, немного!..

Могу назвать тоской, могу – печалью,
Могу сказать «Фантазия моя!»
Но я о ней все думаю ночами
И среди дня задумываюсь я.

И только я глаза слегка прикрою,
Я вижу все один и тот же сон:
Иду с тобой тропинкою лесною,
Тропинкой без конца и без времен.

Навстречу нам сияют мухоморы,
Стремглав стремятся сосны в небеса.
Какое счастье – наши разговоры!
Как радостно смотреть глаза в глаза!

И все-таки закончилась тропинка.
Мы вышли на луга рука в руке.
Растаяла на тихом сердце льдинка,
Как тает на горячем языке.

Могу назвать тоской, могу – печалью,
Могу сказать: «Фантазия моя!»
Но я обязан ей лесною далью
И сладким ощущеньем бытия.

Где ты, любовь моя?
Ускользнула из рук,
как солнечный зайчик,
Как поток Кедрон, убежала,
и нет тебя.
Кого ты ищешь,
кроме меня?
Кого обовьешь и кого покинешь,
кроме меня?
Где ты, любовь моя?
Жар твоих губ на лице моем
остужают осенние росы.

Ты ко мне приходишь по ночам.
Тихо прикасаешься к плечам.
Слышу голос, слов не различая.
Ты в глаза заглядываешь мне,
И о чем-то просишь в тишине,
И уходишь на рассвете, тая.
Кто ты? Я тебя не узнаю.
Чем ты душу бередишь мою —
Тем, что было, или тем, что будет?
Может быть, тебя я встречу – там…
Но не разойтись, как видно, нам,
Кажется, с тобой мы оба – люди.

Для любой влюбленной пары
Начерчу любовный график.
Красной линией помчится
В небеса любовь и нежность —
И чем дальше, тем все выше,
Так что ватмана не хватит.

И змеею подколодной,
Черной линией печальной
Поползет, к земле прижавшись,
Предстрадание разлуки.

И хотя в небесной выси,
Где любовь парит бездумно,
И среди земного праха
Этим линиям враждебным
Невозможно пересечься,
Но они пересекутся,
Ибо нет для них Эвклида,
Ибо есть закон железный —
Ибо есть для них Судьба.

Нам с тобою нечего делить:
Ни квартиры общей, ни машины…
Разве что придется, может быть,
Резать сердце на две половины.

Ты, женщина, меня считаешь дурачком,
Поскольку мало смыслю я в науке.
Но к нежности твои взывают белы руки,
И грудь волнуется под строгим пиджачком.

Когда меня Господь к отчету призовет,
Тогда с катушек нить соскочит.
До той поры пускай станок себе стрекочет,
Пускай челнок себе снует…

Если я читаю с плачем
Или радостью охвачен —
Это значит – текст удачен
Тем, что Богом обозначен.

Поэт не может постареть,
Его гарантия – работа.
Когда, увы, стареет кто-то,
То можно ведь и помереть!

Что есть пример презренной страсти,
Бросающей умы во мглу?
Политикан, вкусивший власти
И севший на ее иглу.

Издревле – знаем мы не понаслышке —
Россией управляли коротышки.
Лишь изредка вторгался в этот клан
Какой-нибудь вальяжный великан.

Смотреть на вас с Луны, о жители Земли,
Не очень много радости!
Грызущие друг друга муравьи
По глупости, из гадости.

Меня томит вопрос, – наверное, ничей,
Не прозвучавший в Нюрнбергском зале:
Ведь были тысячи советских палачей!
Куда они все вдруг поисчезали?

Что есть человек? Муравей на шоссе.
Кто против него, беззащитного? Все!
Колеса, копыта, подошвы сапог.
А кто ж за него, беззащитного? Бог.

В конце концов останешься один —
Цветок осенний средь седых равнин —
Ни близких, ни двора и ни кола —
Один как перст и наг, и все дела.

Не любим прощаться, не любим.
Уходим, махнувши рукой.
Все наше останется людям.
Все ваше найдем за рекой.