Вячеслав Камедин - Горшок со сказками. Баллады

Я еле месяц протянул с такою!»

«Ну, а моя, – сказал им средний брат,

такая непоседа, не унять ведь!

И всё упрёки, почему я не богат?

Сама же отвечает, лоботряс ты!

Я год как мог с такою протянул!

Что скажешь, старший наш, ты только счастлив?»

И отвечал мудрец «Я улизнул,

устал божиться пред распятьем,

что верен ей с утра и до утра.

Устал я, братья, ревностью измучен.

Хватило за пять лет вот так, до кадыка

такого счастья. Уж острог получше…»

И вышла мать седая к сыновьям,

и на неё взглянули с восхищеньем:

вдруг осознав, любовь не нужно и искать,

она ждала всегда их возвращенья.

Историю эту я слышал от деда,

и он её в тайне свято хранил,

а деду отец эту притчу поведал,

узнавший однажды её средь могил…

…мой прадед был сторож на кладбище старом,

и сон охранял по ночам мертвецов…

Зачем? А затем, чтоб они не сбежали

и не тревожили жителей сон…

…мой прадед всегда обходил все могилы,

и тихую песенку каждому пел,

баюкал младенцев загробного мира,

покойного сна им желал как умел…

…лилась над погостом колыбельная эта,

вплеталась узором своим в тишину…

Зачем? А затем, что однажды прадеда

мертвец напугал, очнувшись в гробу.

Был прадед тогда еще очень молод,

и молча могилы всегда обходил…

и чует, от склепа веет адовый холод,

и зрит, пустота там внутри.

И в саване парень какой-то шагает

к кладбищенским старым воротам идёт…

Окликнул его наш храбрец,

а сам стоит и гадает,

последнюю ночку живёт…

…мертвец обернулся. Глазницы пустые

взывают к душе неспокойной, живой…

И вдруг – потекли слёзы густые

по кости скулы черной смолой…

…и встал на колени из праха восставший,

и сторожа молит ему сострадать,

и голос веками от муки увядший

летит в темноте к ушам храбреца.

…поведал тогда искалеченный изверг,

что был он когда-то храмовный звонарь,

он был нелюдим, и никто во всем мире

его не любил, как родимая мать…

…он в колокол бил, и не было звона

во всём белом свете светлее, нежней.

А мама ждала его вечером дома,

готовя для сына постель…

…и он приходил, и ложился, и мама

присев к изголовью, за руку брала,

и песенку пела, и сын засыпая,

во сне улыбался всегда…

…но годы нещадно блуждают во мраке,

во мрак забирая уставших в пути.

Однажды пришел звонарь к свой маме,

и силился песню услышать в тиши…

…дни шли и недели, и месяц промчался.

Звонарь всё не спал и всё ждал он напев,

слова колыбельной, видать, затерялись

и звуки молитвы оглохли совсем…

…И как-то в том городе колокол зычный

весь день, всю неделю звонил, не смолкал…

Нашли звонаря… он висел горемычный,

канатом язычным шею он обмотал…

…и прадед в ту ночь пред иконой поклялся,

бродить средь могил, колыбельную петь,

чтобы никто темноты, и звонарь не боялся,

и сон потревожить не смел.

– Скажи-ка, батюшка,

позволят ли мне пронести

немного хлеба и вина в ад?

А то, поди, не сможешь отпустить

все ты грехи мне,

ведь я во стольких виноват!

– Сын мой, покайся

и прощен ты будешь

и предстанешь чист

пред Божием судом!

– Скажи-ка, батюшка,

а ты мне заручись,

что ты имеешь вес.

покажь мне хоть какой там лист

с печатью и гербом.

– Сын мой, неужто смеешь ты шутить

на смертном-то одре?

Уж лучше где и как грешил

поведай тайно мне.

– Скажи-ка, батюшка,

тебе мои грехи зачем?

Давай-ка лучше мы с тобой

обсудим, как и где пройти,

кому и сколько дать,

лазейки все в Эдем.

– Тебя ли слышу я, сын мой?

Окстись! Уж близок час!

Уже костлявая с косой

прищуривая глаз,

стоит у изголовья твоего…

– Скажи-ка, батюшка родной,

а сам ты грешен, нет?

Заключим, может быть, с тобой

контракт на… эдак, сто монет,

о том, когда вот попаду я в рай,

замолвлю там словцо,

мол, есть священник, чья душа

чиста… монет на сто.

– Ох, сын мой, вздумал ты играть

со мной иль торговаться тут?

А-ну, тебя ко всем чертям!

Сейчас нет денег, плут!

Эй-ка, парень, ты чего того? Дурак?

Или как?

Будишь лихо,

пока тихо.

Ты явился на рогах,

на быках,

Взяв с собою лишь черпак

и дыряво сито.

Эй-ка, парень, дуралей!

Уходи-ка поскорей,

здесь дурная слава.

Баламутить у чертей

омут вздумал?

Пескарей

наудить из Ада?

Жил когда-то один трус,

и в трусы мочился

от любого шороха.

Всё стонал, боюсь, страшусь

даже тени собственной…

Но однажды увидал

девушку красивую,

образ чей околдовал

с небывалой силою…

Вот влюблённый подошел

ко своей возлюбленной…

В общем, он залез под стол,

когда та чихнула вдруг.

Эй-ка, парень, ты ступай

к дьяволу, к чертям!

И трусы свои стирай,

а меня не донимай!

Я трусливому не дам

в щёчку целовать себя!

Эй-ка, парень, не горюй!

Плюй

ты налево три раза!

Эка, девка-егоза…

Собирайся в путь,

Так сказал он сам себе,

обмочился на послед,

взял он сито и черпак,

и побрёл ко всем чертям,

чтобы смелость зачерпнуть…

Эй-ка, парень, ты дурак?

Убегай на всех парах! -

закричали черти, -

омут нам не баламуть!

Ты умнее девки будь.

Дура та ведь девка…

Коль глупа, её беда, -

отвечает парень, -

лучше вызови сюда…

кличут вроде Сатана…

главного с рогами.

Вышел Дьявол, потянулся

и беззубо улыбнулся,

и промолвил: ты дурак?

Или вот какой смельчак?

Иль в края ты обнаглел,

что будить меня посмел?

Эй-ка, Дьявол, я же трус!

Я тебя же так боюсь,

до смерти! И знаешь,

я стою, в трусы мочусь…

И пришел лишь потому,

что к чертям послали.

…паслись однажды козочки в саду,

следил за ними юный пастушок.

А мимо пролетал пленитель душ Амур,

всех девственников в заветный срок.

…Шла девушка тропою узкой в сад,

красою неземною все цветы смущала.

…ещё цветочек свой заветно берегла,

еще мужчинам в руки не давалась.

Их встречу караулил Купидон,

невидимой стрелой он щекотал парнишки чресла…

Уж скоро поразит он точною рукой

горячее и молодое сердце.

Еще немного, и глаза в глаза -

и запоёт натужно тетива у лука…

Шла девушка, а пастушок лежал

и пчёл жужжанье слушал…

И вот тот миг… наставший для любви.

Разжал щепотку пальцев с опереньем…

И вот стрела летит,

на муки сладкие благословенье.

Но чу! Отвел вдруг взор

наш юный пастушок от милой девы,

услышал жалобный он зов

от козочки, споткнувшейся

копытом об поленья…

Наш паренёк взирал, когда стрела

вонзалась в сердце, на козу… О боже!