Глеб Пудов - Записки о Новгороде

Сегодня жизнь в скиту продолжается. Времена упадка, когда здесь оставался один старец Максим да пять книг, позади. В этом смысле очень символичной кажется возможность в ясную погоду наблюдать где-то вдали церковь Николы на Липне, построенную уже после нашествия саблезубых монголов. Та связь времён, о которой писалось выше, не прервалась.

А ещё в скиту живёт кошка. Когда я спросил, как её зовут, она почему-то застеснялась и не ответила. Но потом, освоившись, попросила передать привет её коллегам, подвизавшимся в других скитах и монастырях, особенно коту Ваське из Кирилло-Белозерского монастыря, с которым её связывают давние тёплые отношения (исключительно дружеские).

На Торговой стороне, чуть в отдалении от главных туристических маршрутов, скрываются от глаз два храма. Один из них освящён в честь Апостолов Петра и Павла, другой — Ильи Пророка.

Надо сказать, что это сегодня их местоположение приходится на тихий тупичок в недрах Торговой стороны, а в древности здесь находился один из парадных въездов в Новгород. Храмы, первыми встречавшие гостей и врагов, были построены на этом месте уже в XII веке, но только с XIV – XV столетия они смогли любоваться друг другом в своих нынешних обличьях. Храм, посвящённый Илье Пророку, назван известным исследователем «одним из наиболее значимых в градостроительном отношении».

Начнём с произведения мастера Лазуты – храма Апостолов Петра и Павла на Славне. Он построен в 1367 году, это — родной брат петропавловского храма в Кожевниках, Фёдора Стратилата, Преображения на Ильине улице и других, не менее блестящих представителей этой фамилии. Сегодня он закрыт, фрески после войны не восстановлены. Суровый, почти крепостной облик храма, объясняющийся его почти приграничным положением, смягчается яблонями и рябинами, растущими в изобилии вокруг холодных стен. На стенах почти нет украшений. Но, как это ни странно, взгляд и не просит их. Эстетическое чувство вполне удовлетворено совершенством классических новгородских форм. Тишина, верный спутник Истины и Вечности, почти материальна здесь. Иногда нарушают её только чёрные птицы, устраивающиеся на отдых около крестов. Но резкие птичьи крики находятся как-то вовне той метафизической атмосферы, которая подобно защитному экрану накрывает храм. Образованное экраном безвоздушное пространство предохраняет памятник от влияния времени и переносит на страницы архитектурных хрестоматий, гарантируя бессмертие.

Церковь Апостолов Петра и Павла на Славне (1367).

Его сосед, если б был болтливой женщиной, мог бы хвастаться богатством своей биографии. Он был и местом обитания геодезической партии, и простым домом, и старообрядческой церковью. Сегодня, как гордо гласит укреплённая на его стене вывеска, «сей храм Истинного Православия готовится к реставрации». Слава Богу. Но, судя по грязным шторкам, в нём до сих пор живут люди. И их жилищный вопрос должен не «готовиться», а срочно «реставрироваться» (кажется, в настоящее время там действительно начинаются большие реставрационные работы, обещающие завершиться к февралю 2019 года). Здание в предынфарктном состоянии, барабан с куполом давно снесены. Несмотря на то, что в окнах открыты форточки, на подоконниках стоят горшки с цветами, никто из жителей никогда не появлялся около этого дома-храма. Я был несколько раз в этом месте, в разное время года. Никто и никогда.

Теперь об образе.

Общий облик храма Ильи Пророка из-за его многочисленных приделов весьма напоминает курицу-наседку, успешно пытающуюся собрать под крыло не в меру прытких цыплят. Маленькие комочки разбегаются в разные стороны, но всякий раз бдительная мама возвращает каждого на положенное место. Впрочем, у каждого глядящего на этот храм могут быть свои образы. Кто-то сравнит его с Казанским собором в Петербурге (он также обнимает площадь своими «крыльями»), кто-то — с расплывшимся пудингом. Но это уже из другой области.

А между двумя этими новгородскими храмами разбит сад.

Увидеть настоящую весну в Новгороде можно во второй половине апреля.

В это время земля окончательно просыпается от зимней спячки и нехотя принимается за свою материнскую работу. Город напоминает маленького, беззащитного взъерошенного воробья. Он не прибран и неуклюж. Его хочется крепко обнять и придать ему те силу и величие, которыми он так славится.

Ветер разносит по округе запах умершей и новорожденной травы, и в качестве развлечения организует рябь в грязных лужах. Они, уподобляясь известному пирату, смотрят в небо одним глазом. А на небе – простор и раздолье: тридцать два оттенка синего и всевозможные картинки от каравелл до диковинных животных. Вышеупомянутый ветер осуществляет художественное руководство при производстве этих небесных совершенств.

Солнце тоже принимает активное участие в распространении весны: оно отчаянно стимулирует всё живое к росту и воспроизведению. Можно сказать, что именно солнце, а не ветер – главный режиссёр новгородской весны.

Весна — это движение.

Голуби бегают за голубками, коты за кошками, мужчины за женщинами. Всё — в желании, стремлении, заинтересованности.

Динамика порождает звук. Поэтому весенние фуги и кантаты в исполнении птиц и подвыпивших обывателей повсюду разносятся в тёплом воздухе. Жизнь просится в рост, в пространство, как Мамай или телевизор стремится заполнить собою всю видимую реальность.

Весной действительность приводит себя в порядок, в форму. Это проявляется в самозабвенном мытье окон домохозяйками, яростном кошачьем самовылизывании, молодёжным походам в тренажёрные залы, началу архитектурной реставрации и т. д. Как будто всё готовится к празднику. Весна — лишь предпраздник, порог летних безумств, неопровержимое доказательство того, что зимнее окоченение позади, и впереди — новая жизнь. Даже набухшие почки на новгородских деревьях смотрятся как восклицательные знаки, пусть иногда ночной холод и превращает их в вопросительные.