Ксения Лесневская - От северного вокзала до весны. Городская лирика

Мчу по зелёной в гулком шуме

Метро я вниз, и так чудно,

Как будто бы в пробитом трюме,

Как на конечную – на дно.

В вагоне грязном и разбитом,

Где пол и двери заплюют,

Бездомный спит, пропахший спиртом.

Обходит редкий его люд.

Час поздний. Спать, пожалуй, впору.

И переход давно закрыт

В прошедший день, хоть мчи опором,

Хоть мир моли, хоть плачь навзрыд.

Не воротиться в жизни дали.

Не воротить, как скажут, вспять.

А мы привыкли. Всё видали.

Нам не впервой себя терять.

И бомж, проснувшись, потерялся

В который раз в своей беде.

Встал с спальных мест, за сердце взялся.

Вдруг закричал: «Да где ж я? Где?

Где я теперь? Скажите люди!»

Со страхом в лица заглянул.

Кто отшатнётся, кто осудит,

Кто молча в мыслях упрекнул.

Все выходить, он в двери тоже.

На остановке не своей.

А мне в нём чудилась похожесть

И та ж печаль в дуге бровей.

Посмеёмся и поплачем

Над своею над судьбой.

Над страной больных, незрячих.

Что осталось нам с тобой?

По разваленным кварталам

Прошвырнёмся ходом двух,

По проулкам захудалым,

Перестройки чуя дух,

Чуя города разруху.

В запустенье третий Рим.

Вновь трясущейся старухе

На питанье подадим.

Ну а нам с тобой, бродягам,

Дни и ночи напролёт

Хлеба корку в передрягах

Бог лишь только подаёт.

Сегодня крыши всюду чистят,

И снег повержено мчит вниз.

Он сокрушён февральским свистом

Неспящих радостных синиц.

Велосипеды едут мимо,

Проснулся живостью Арбат.

Зима сдалась, погнали зиму

Прочь взмахи мётел и лопат!

Уж скоро, скоро воцарится

Бессонный май ветров гульбой.

Свисти от радости, синица!

Провозгласи его собой.

В чёрном прогоне метро,

В гулкой вагонной дремоте

В космоса словно нутро

Мчусь на своём космолёте.

Вспыхнет фонарь-огонёк,

Модуль тряхнёт, навигатор.

Это звезды свет далёк

Бьёт в окна – в иллюминатор.

Или, должно быть, блестел

Спутник, а мож – метеоры.

Тянется шумный тоннель,

Словно кротовые норы.

Не слышен голос и крик –

В космосе их не подметишь.

К станции мчим напрямик,

Словно к отдельной планете.

Вот бы найти верный путь,

Нишу свою с новым миром.

Сквозь измеренья нырнуть,

Как через чёрные дыры.

Звёздная светит тропа

Серых платформ неизменных.

В двери ворвётся толпа –

Тысячи разных вселенных.

Космос останется тих,

Мраком встречая пытливым.

Как мне твою среди них

Взглядом найти торопливым?

Мне десять, гаснут окна-мошки

Иль светлячки в ночной хандре.

Я и оборванная кошка

Сидим в покоцанном дворе.

И ни души. Ушёл калека –

Сосед контуженный немой.

И пьяный гул утих в аптеке.

А мне бы только не домой.

И кошке никуда не деться,

Хромой, нечёсаной такой.

Крошу с столовой хлеб от сердца

Ей детской худенькой рукой.

Сидим… двойняшки-неразлучность,

Бродяжки с мглой наедине.

А где найти благополучность?

В каком негаснущем окне?

Вот в том, нет, в том – живёт принцесса!

Скажу, собачий слыша лай.

А в том – волшебница из леса,

В том – одноклассник Николай.

Его мать возит на шестёрке,

Он ходит важный, будто гусь.

У них остаться? Будет порка.

И будет, если я вернусь.

Я будто страшный уголовник,

Сбежавший с камеры сновать!

Чердак закрыл суровый дворник.

Вот в нём бы переночевать!

Я словно раненый разведчик

К своим бегу через огонь!

Я мушкетёр! Я бравый мечник!

А кошка – то волшебный конь.

Я выживу, дождитесь, братцы!

Кот – это тигр. Страшный зверь!

Лишь в сказку можно мне податься,

У ней всегда открыта дверь.

С товарняка на пассажирский.

Колёса звонко тарахтят.

В суме – пай хлеба монастырский,

Подарок матушек, ребят.

Присяду у окна в вагоне.

В стекло врывается рассвет.

Встречают в радостном поклоне

Берёзы, серебря кювет.

Напротив дед сидит печальный,

Глядит в серьёзной седине.

Как будто в этой думе дальней

Он что-то знает обо мне.

Не хмурься, дед, не хмурься, старче!

Что нам унынию служить?

Сейчас рассвет раздастся ярче,

И ты увидишь: можно жить!

Размяв уставшие колени,

Поймёшь, улыбчив и дремуч:

Не так страшны былые тени,

Когда горит весенний луч.

Клубись заводами, окраина!

Район заброшенный рабочий.

Пусть гам твой сиплый неприкаянный

Стоит вороний и сорочий.

Печальная земная отчина.

Дворами сердце лишь разжалобить.

Коль где-то жизни есть обочина,

То это тут. Добро пожаловать!

Истлела здешненская шушера.

Катился кто, те докатилися.

Что проржавело, то порушено,

Что разбивалось, то разбилося.

А нам теперь так странно, выжившим

В удаче ли, в немой обиде ли,

Нам, из себя раба довыжавшим,

Нам лишь наверх, мы низость видели.

Нам только всем дорогу смелую,

Без ветра в спину и без ропота.

Нам только в даль небесно-белую,

Мы нахлебались чёрной копоти.

Мы упорхнём, неистребимые,

Туда, где реки смыли тяготы,

Где ждут нас издавна любимые,

Где дышит поле летней ягодой.

Пустынное метро ночное

Встречает своим тяжким гулом.

Идёт вагон, протяжно ноя,

Старушка с краю спит с баулом.

Позавчерашняя газета

По полу начала движенье.

В окне за мраком дрогнет где-то

Моё кривое отраженье.

Куда несёшь меня с разбега,

Состав, запутанный верстою?

Скрипишь, как старая телега,

Гремишь железной чернотою.

Как будто я твой призрак, млечность,

Туманом мчусь по ночи следу.

Как будто я спешу всё в вечность,

Но только в завтра лишь доеду.

Ну, здравствуй, мой район, глухой, старинный.

Эх, сколько зим промчалось, сколько лет.

Всё той же улиц лентой тихой, длинной

Ты шлёшь мне свой обветренный привет.

Не изменилось бедное соседство

Хрущёвок. Старой башни куполок.

Вдруг дождь пошёл, как будто бы из детства,

И всё собой, туманом заволок.

Да-да, тот самый, из годов далёких,

Собой который сердце веселит.

Из тучи невесомой солнцеокой

Грибной частит среди бетонных плит.

И шепчет мне: «Эй, русая девчонка!

Узнал тебя, годам я вопреки».

Бежим по лужам снова: бойко, звонко!

Как раньше, помнишь? Наперегонки!

Темно. В прихожей зале на полу