Юрий Райгородский - Отголоски

Характер твой —
Такая же стихия.
То нежный говорок —
Хрустальный воздух гор,
А то туман густой —
Слепой и нелюдимый
И суженных зрачков
Пронзительный укор.

Люблю в тебе качели настроенья,
То теплый свет, а то метаний вздор.
Спроси меня: «Какие жгут сомненья?»
Я не скажу. Не знаю до сих пор.

Какая нега на воде,
На таинство любви похожа.
Самодостаточна и все же
Тревожит чем-то душу мне.

Благословенные лучи —
Невидимые, невозможны,
Как некой святости шаги,
Ступает нежность осторожно.

Они идут из глубины,
Рассеяны на водной глади,
И отчего-то, чего ради
Я вижу прожитые дни.

Они любовью скреплены,
Душа не может обмануться,
Как в прошлое мне не вернуться,
Как не уйти от суеты.

И я, плененный этим светом,
Еще одним наполнен летом,
Ему во мне и дальше петь.
Сияй, начищенная медь!

Оборотясь, я с грустью вижу:
Прошло немало этих лет,
Но только в этом – ты мне ближе,
И только в этом – этот свет.

В осени темнее свет,
Но светлее грусть.
И другой дороги нет,
Не звала – и пусть.

Я иду к тебе опять,
Хоть и не звала.
Я хочу с тобою гнать
Облаков стада.

Выйди в поле в сентябре —
Сонмы облаков
Видят в сонной синеве
Миллионы снов.

Да, я не нашел подков,
Позабыл мечты,
Но паренье без оков
Выше красоты.

Пусть окутано все сном,
Не звучит ответ.
Лишь прошу: «Давай найдем,
Где прозрачней свет».

К нам слетятся в те края
Птицы зимовать.
А случись любовь твоя,
Дай тихонько знать.

Задрожит стекло со звоном,
Ветер распахнет окно,
И в пустом его проеме
Засияет волшебство.

Вздрогнет тюлевая шторка,
Выгнет спину кисея,
Убеленная скатерка,
Как всегда, удивлена.

Ваза уронила слезы —
Лед, стекло – одна судьба.
Страшны первые морозы —
Лужи в трещинах с утра.

Серебра колючий иней
Из промозглости гнилой
Вышел гордо бело-синий,
Звякнув шпорой ледяной.

Все торжественно застыло,
И жалеть уж не резон —
Лето было да простыло,
За сезоном вновь сезон.

Проскочила осень тенью,
Бабьим летом одарив,
И багрянец тот бездельный
Рыхлой белизной изрыт.

Скатерть радостью белела,
Будто в доме торжество,
А любить она умела —
Ваза, это – Божество.

Из окна тянуло хладом,
На столе играл хрусталь.
Может, так оно и надо —
Что ушло, того не жаль.

Ноябрь сделал первый ход,
Расчерчена доска,
И солнце, как на эшафот,
Поднялось в облака.
Фигур рассеялись ряды,
Упали в грязь как есть
Четыре гордые ладьи,
Забыв про долг и честь.
И, оголив слоновьих ног
Упрямые стволы,
Ноябрь нам помочь не смог,
Не помогла и ты.
У королевы легкий стан
И соболь на плечах,
Два офицера по бокам
Мне объявляют шах.
Ноябрь сделал ход конем,
И первая метель
Уже завыла, бросив ком,
Как в горло, на постель.

Я вспоминаю как обман
(Проходят ноябри)
Тот неслучившийся роман —
Иронию судьбы.

Качался дымок сигареты,
Похожий на локон волос.
Ты искоса взглядом поэта
Немой задавала вопрос.
Ты будто модель для ваянья,
Художнику – муза, а мне —
Предмет моего обожанья,
Нечаянно пришедший во сне.

Вечернее черное платье
И траурный твой силуэт,
Открытая тонкость запястья
И глаз опечаленный свет.
Он был и теплей, и моложе
В дрожащем огне фитиля,
Никто объяснить мне не сможет,
Как завтра приходит вчера.

Смешалось пространство и время
В незыблемой сути вещей,
Все прошлые наши потери
И будущность наших затей.
И в этом годов перекрестке,
Уже без качанья основ,
Мы слышим любви отголоски
В неброском звучании слов.

К чему тебе черное платье
И этот заплаканный рот?
Я жив, пока есть это счастье, —
В закате увидеть восход.

День догорал. Из мести будто,
Реку поджег и облака,
И чья-то твердая рука
Нас разлучала через сутки.
День догорал. Заканчивались шутки,
Я знаю, что тебе пора.
Змеиный свист косы секущей,
Безжизненно лежащая трава
И с нею незабудки сущность,
Косарь пришел до крика петуха.

Вода в ночи светилась тускло,
Ночь разбудила проблеск утра,
Оно проснулось тишиной,
Тайком смотрело в наши лица,
И первая его зарница
Напомнила – тебе домой.
Все горькой явью обернулось,
Земля вокруг оси качнулась,
Перрон вокзальный в темноте
Теперь укором станет мне.

Я все еще живу на свете
В ушедшем нереальном лете,
И вечер тот, до боли вязкий,
Я вспоминаю как развязку,

Как пропасть, долгое молчанье,
Как отреченье и отчаянье.
А поезд, это не приемля,
Стучал вагонным сочлененьем.

Я снова смежил свои веки,
За мной последовали реки,
Прикрыв уставшие глаза —
Ждать не заставила зима.
Лишь ястребиный крик осенний —
Стих Бродского – души спасенье,
«Ребенок мерзнет у окна»,
Мне показалось – то был я.

А по перрону гарь,
Вокзальная толчея,
Рельсы все так же – вдаль.
Может, ты едешь зря?

Все, что сказал, – жесть,
Ты из породы птиц,
Мне бы с тобой петь,
Мне бы с тобой ввысь.

Пусть неизменна грусть,
Мне не дано летать,
Это твоя суть,
Ну а моя – ждать.

Поезд летит прочь,
Делая виражи.
Если все превозмочь,
Ради чего жить?!.

Поезд опять в ночь,
Буду опять ждать,
Так же все точь-в-точь,
Только не будем спать.

И в тишине ночной,
Может, услышим мы
Мыслей пчелиный рой,
Жалобный вздох души.

Натянута тугая нить
Рукой игривого ребенка,
И в трепетное сердце звонко
Стрела амура просвистит.
Оно задето, и зазря —
Как мак свои развесил флаги,
Алеет, будто знак отваги,
Но уже сморщены края.