Нина Павлова - Я останусь с тобой навсегда

Пустой причал…
Даль под завесой серой.
Бессрамно в ссорах изводясь на крик,
надеясь корм найти в камнях замшелых,
вдоль берега блуждают семьи птиц.

В жемчужных комьях
синь дрожит заметно…
Небеспричинно зыблется вода:
её пролётом сжал в объятьях ветер
и упорхнул, опомниться не дав.

В бескрайности вуалево-туманной
исчез,
себя заставив ревновать.
Что было то…
любовь…? Иль жест обманный?
Суть, окромя его, другим не знать.

Возможно,
вьётся он сейчас над полем,
а может степь пытается будить…
Не укротить его характер вольный,
его не приковать, не приручить.

Да и зачем?
Вернувшись, он как прежде:
продрогший, неприкаянный в пути,
прильнёт к волнам со страстью сумасшедшей,
и снова море беглеца простит.

Во степи, средь трав белёсых,
невысокий, с виду прост,
он стоит, обшитый тёсом,
будто бы в пригорок врос.

Без замков и без заборов…
Всяк, в него вошедший — гость.
По жилплощади просторной
невозбранно бродит пёс.

Вплёл ковыль в себя ромашки
и разлёгся под окном.
Душно. Створки нараспашку.
День, а в горнице темно.

Сжатым в складки шторам тесно,
женский взгляд направлен вдаль;
он без радостного блеска,
в нём тревога и печаль.

Пахнет нежно белый донник,
клевер тянется к земле,
небо рвут раскаты грома,
первых капель виден след.

Дождь… И вдруг в глазах зелёных
засиял счастливый свет —
по тропинке узкой к дому
приближался человек.

Дождём декабрьский день умыт,
фрамуги запотели…
а мне так хочется зимы
с морозом и метелью.

Чтоб не ручей, поющий вслух,
сбегал по водостоку,
а сказочно-волшебный пух
шуршал, касаясь окон.

Чтоб вечером к стеклу прильнув,
хотя бы ненадо ′лго,
увидеть кипенную мглу
и замереть в восторге.

А утром,
вместе с солнцем встав,
заметить, тюль раздвинув,
что на деревьях и кустах,
алмазов ярче иней.

Хочу,
чтоб пахло Рождество,
как в детстве леденцами,
чтоб чудом колокольный звон,
чтоб лошади и сани.

«Мя ′у», «Мя ′у»
здесь с раннего часу поётся,
в незакрытой калитке замок дребезжит,
нет зеркал \окромя небольшого колодца\
и в старинной обрамке без стрелок часы.
На полу в беспорядке журнальные пачки,
сверхизысканной мебели в комнатах нет,
ни паласов, ни штор, занавеской прозрачной
можжевеловый воздух в открытом окне.

Над горами,
волнистый туман разрывая,
ночь по склонам неспешно спускается вниз…
Несмотря на дневную жару
вечерами —
здесь прохладно и царствует нежная тишь.

Слух романсом и блюзом ласкает гитара.
Стол бесскатертный …
месяц над ним вместо люстр.
А «Медведицы» тянут ковши к самовару,
видно запах лимонной мелиссы им люб.

Перевитый ажурно цветастостью разной,
тонет сад мой в волшебной живой красоте.
Для меня
здесь…
под сенью божественных красок —
воскресеньем святым
каждый прожитый день.

Грустно тишь вдыхая долгую,
с бантом
волн морских синей,
прислонясь к обоям шёлковым,
ты молчала много дней.

Вспомни дружбу неразлучную,
бережно ко мне прильни,
звон разлей
и в дни не лучшие
стань спасением моим.

Из души, любовью раненой,
лёд дыханьем растопив,
без рыданий и стенания
боль на волю отпусти.

Переливами искусными
к нервам нежно прикоснись,
по озябшей коже чувственно
переборами пройдись.

Охмеляй до слёз звучанием,
незаметно трепеща…
сердцу,
звоном струн натянутых,
горы счастья обещай.

Конечно грацией уже я не богиня
и красота… увы… уже не та…
но несмотря на полновесные причины
претензий не имею я к годам.

Меняет время всё. Я тоже изменяюсь:
седая прядь меня не тяготит…
от стрессов безрассудных сердце отдыхает
и в мыслях…
я безгрешная почти.

Кортеж из поцелуев первых и не первых
не доставляет треволнений мне,
в архиве стопкой пожелтевшие конверты,
отпущен чёлн несбывшихся надежд.

Мне некуда спешить… дым осени мне сладок;
лебяжьим стадом облака плывут…
окидываю высь я безмятежным взглядом
и радуюсь тому… что я живу.

Давно живу, но до сих пор я перед хамами робею,
роняет внучка мне в укор: «Ты защищаться не умеешь.
Пожёстче надо быть в словах. Послать не бойся — это модно».
Возможно, что она права… кто нынче ценит благородность…

Я помню крёстный мне привёз из отпуска
в подарок мячик,
а через час… в резину гвоздь воткнул, смеясь, соседский
мальчик.
Комок обиды проглотив, прокол я пальцем придавила,
пыталась жизнь мячу спасти, но ничего не получилось.

В минуты горькие казалось, что с ним мы вместе умираем.
Обняв его, я допоздна скрывалась ото всех в сарае.
Сидела пальчики сцепив, бегущих слёз не вытирала,
клялась \под всхлипы\ отомстить; мне так подарок было
жалко.

В беседе мысленной с собой я ненавидела мальчишку…
Месть затаив, пришла домой с лицом чумазым
и поникшим.
Отец, чинивший сапоги, увидя взгляд зазлобы полный,
на лавку рядом посадил, пригладив спутанную чёлку,

сказал: «Обидчика прости. Сложнее в жизни
ждут сюжеты,
но даже зла сполна вкусив, останься, дочка, ЧЕЛОВЕКОМ».

Ну… экий вы, право, стеснительный. Входите. Не стойте в двери.
Закончен сезон отопительный, позвольте, её затворить.
Ещё… сырость в комнату просится. Прощается плачем весна.
Вы трость опустите в зонтовницу, зачем вам в квартире она.

Тирольку повесьте… где хочется — запретов на гвоздики нет.
Спасибо большое за розочку, за милый смешной комплимент.
Не в кухню… уже мы не школьники… В гостиную… солнечней
там.
Идите… к журнальному столику, туда самовар я подам

Не бойтесь за скатерть… вы можете тарелку придвинуть к себе.
Берите… берите… творожники, конфеты, печенье, щербет.
Чего же вы паритесь в курточке? Хоть стиль вам спортивный
идёт,
не спрятать за змейкою тучности, расслабьтесь… снимите её.