Лев Ошанин - А у нас во дворе есть девчонка одна

Когда все звуки спутались в едином
Скрежещущем и лающем аду,
Он на спину упал на черном льду,
И вдруг на небе, за клубами дыма
На миг увидел бледную звезду.

Металл метался в ярости жестокой,
Казалось – все исчезнет без следа.
А для звезды, спокойной и далекой,
Земля была такая, как всегда.

И понял он, что выживет в аду,
Чтоб тишину вернуть на землю
И полететь на бледную звезду.

Кем я был на войне?
Полузрячим посланцем из тыла,
Забракованный напрочно всеми врачами земли.
Только песня моя с батальоном в атаку ходила —
Ясноглазые люди ее сквозь огонь пронесли.
Я подслушал в народной душе эту песню когда-то
И, ничем не прикрасив, тихонько сказал ей:
– Лети!
И за песню солдаты встречали меня как солдата,
А враги нас обоих старались убить на пути.
Что я делал в тылу?
Резал сталь огневыми резцами.
Взявшись за руки,
в тундре шагали мы в белую мглу.
Город строили мы, воевали с водой и снегами.
С комсомольских времен
никогда не бывал я в тылу.
Дай же силу мне, время,
сверкающим словом и чистым
Так пропеть, чтоб цвели
небывалым цветеньем поля,
Где танкисты и конники
шляхом прошли каменистым,
Где за тем батальоном дымилась дорога-земля.

Так песне с далеких времен суждено:
Родившись внезапно, умчится в окно
И ходит по свету сама.

То в сердце твое застучит горячо,
То ласково тронет тебя за плечо,
То горе разделит с тобой.
Теплом из далекого дома пахнет
И силу в солдатскую душу вольет,
На подвиг ведя боевой.

И где б ни случилось – в походном строю,
В землянке, у смерти на самом краю
Иль в мирном девичьем окне, —
Что может быть большей наградою мне, —
Чем песню подслушать свою!
Пускай ни один из ее запевал
Не знает того, кто ее создавал, —
Пусть, только народному сердцу верна,
Кому-нибудь в жизни поможет она.

Мы полюбили праздники войны,
Привыкшие к военным будням люди.
Шаги друзей нам делались слышны
Сквозь залпы салютующих орудий.

И тот последний, как он был хорош —
Победный праздник в теплый вечер мая.
В нем все, что будет, все, что не вернешь,
В нем наша жизнь и наша месть святая.
И голоса Победы и весны
Сливались в небе с залпами орудий.

Мы полюбили праздники войны,
Но пусть их больше никогда не будет.

Есть друг у меня. Чудак-человек.
Он часто неуловим.
За тридевять гор, за тридевять рек
Мы вечно бываем с ним.
Мы разное делаем на земле,
Под солнцем и под огнем,
И редко стоят на одном столе
Наши стаканы с вином.
Пришлет телеграмму он раз в году —
Писать не доходит рука.
Но, если он скажет «Приди», приду
Из тридевять далека.
Пространству сердца не удержать,
Снегам не засыпать путь.
Что нам надо? Руку пожать,
В глаза друг другу взглянуть.
И, если ошибка в судьбе моей —
За пять минут по часам,
Даже не рассказав о ней,
Ты догадаешься сам.
Дружить – это слышать сердца стук,
Он совесть моя, мой друг,
Хоть разное делаем мы на земле,
Под солнцем и под огнем,
И редко стоят на одном столе
Наши стаканы с вином.

Есть разная любовь к земле родной —
Один прекрасно льет слова и слезы
Над полем ржи, над снежной целиной,
Над вянущими листьями березы.
Другой не мог придумать складных слов,
Но, не покинув замолчавшей пушки,
Он просто умер за свою любовь
У неизвестной дальней деревушки.

Бывает час, когда нам не до шуток
И понимаешь вдруг, что должен ты
Забыть футбол, не трогать парашюта
И в воду не бросаться с высоты.
Хоть много в жизни есть других дорог,
Но тяжко ощущение предела.
Зачем транжирил силы неумело,
Зачем ты раньше сердца не берег?
Зачем ты ночи тратил на скитанья —
Шум парусов, мотора вечный гул, —
Зачем ты в очи карие взглянул
И счет не вел ни ласкам, ни страданьям?!

Но спать ложась иль с другом говоря,
Ты вспомнишь запах моха на рассвете
И обжигающий дыханье ветер…

Свойство есть у памяти такое —
С детства радость помня наизусть,
Горе, даже самое большое,
Обращать в приглушенную грусть.
Как уйти от дорогой могилы?
Как забыть?
Уйми глухую дрожь,
Если горе сразу не свалило,
Значит, ты его переживешь.
Если б нам не помогала память,
Не гасила прошлое вдали, —
Все пройдя, что пережито нами,
Мы бы жить, наверно, не смогли.

Ты мне сказала: «Нет».
Ну, что же,
Не провожай. Я не из тех,
Кто чей-то взгляд и чей-то смех
Из жизни вычеркнуть не сможет.
А ты глядела из ветвей
Лиловым пламенем сирени,
Ты белым пухом тополей
Ко мне садилась на колени.
Была ты утром первым светом,
Теплом в ночные холода,
Прохладой летом… Но об этом
Ты не узнаешь никогда.

Как любовь хранить от перемены,
Чтоб светилась, сколько ни живи?
Есть разлуки в жизни, есть измены,
А еще есть будни у любви.
В суете с капустой, с керосином
Перепутать все легко порой…
И совсем забыть, что очи сини
И что брови черные – дугой.
Хлеб не куплен, каша пахнет дымом —
Не заметь, прости и позабудь.
Многое на свете поправимо,
А любви ушедшей не вернуть.

Ты ждешь любви всем существом своим,
А ждать-то каково? Ведь ты – живая.
И ты идешь с чужим, недорогим,
Тоску свою любовью называя.

Один не тот. Потом другой не тот.
Оглянешься, а сердце-то остыло.
Когда ж в толпе единственный мелькнет,
Его окликнуть не достанет силы.

Не шаля с любовью, не балуя,
От живого чувства не беги.
Береги, девчонка, поцелуи.
Да смотри не пере-бере-ги!
А не то, с ноги проснувшись левой,
Щуря потускневшие зрачки,
Вдруг очнешься нудной старой девой,
Полной злобы к людям и тоски.

От избранницы веет твоей
Холодком из-под черных бровей.
Милый друг, не грусти, не робей,
Эти руки согрей ты руками,
Эти губы губами согрей,
А глаза отогреются сами!