Всеволод Емелин - Greatest Hits

Чтоб не совершить минет,
Рот закрыть старался я.
В общем, стал я интроверт
Под страхом дефлорации.

А что такое интроверт,
К тому же постаревший?
Это входишь в туалет,
А он там повешенный.

Это сетка на лице
Лопнувших сосудов,
Это капля на конце
Жалобного уда.

В доме на всех плоскостях
Початые лекарства,
Злость на Буша в новостях
И на государство…

В церкви мне старушка
Сунет в руку просфору,
Просто потому что
Жизнь моя вся просрана.

Здесь мораль такая вот —
Пусть народ узнает:
Тот, кто жопу сбережет —
Душу потеряет.

У пилы у циркулярной
Победитовые зубья,
Сразу палец безымянный
И мизинец к черту срубит.

Уважай, столяр-станочник,
Циркулярную пилу,
Если ты искать не хочешь
Свои пальцы на полу.

На руке остатки кожи
Заливает кровь густая,
А у Мекки только ножик
Из подшипниковой стали.

От досужих глаз в сторонке,
В полутьме, в сыром подвале
Выгнанные с оборонки
Мастера тот нож ковали.

Ножны кожаные узки,
Спрятан нож в карман штанов.
Ох, не любит он нерусских,
И богатых, и ментов.

У сержанта есть три лычки,
А ему, козлу, все мало.
У собак бывают клички,
А у Мекки погоняло.

Много горя повидал он,
А потом решил – хорош!
И себе взял погоняло
Мекки-Мессер, Мекки-Нож.

Кто-то мать родную продал,
Ну а он наоборот —
Вышел родом из народа
И вступился за народ.

Если ты вдову обидел,
Сироту развел на грош,
Ждет тебя народный мститель
Мекки-Мессер, Мекки-Нож.

Не пугай высокой крышей
Ментовской или чеченской.
Он ножом тебя распишет,
Как Рублев собор Успенский.

У крутого ствол под мышкой,
Он рулит на «мерседесе»,
Но сверкнет, как фотовспышкой,
Своей финкой Мекки-Мессер.

Мы посмотрим из-под арки,
Как ползет еще живое
Существо от иномарки
По асфальту, тихо воя.

Если кто-то загорелся,
Мекки вмиг его потушит.
Он не любит «мерседесов»,
Не поэт он типа Кушнер.

На площадке возле сквера,
У подъездов и аптеки
Местные пенсионеры
Низко кланяются Мекки.

Вот трясут мои плечи:
«Эй, мужчина, не спать!
Остановка конечная!
Вылезай, твою мать!»

Из автобуса в вечер я
Неуклюже шагнул,
Взяв клеенчатый, клетчатый,
Челноковский баул.

И от станции в сторону
Я побрел вдоль оград,
Где стоит над заборами
Ядовитый закат.

Не сверкает здесь золото,
Здесь огни не горят,
Ни деревни, ни города,
Слобода да посад.

Здесь Всевышний насупился,
Здесь ни моря, ни гор,
На бесплодных на супесях
Здесь живут с давних пор.

Под свинцовыми тучами
Возле мутной реки
Эти люди живучие
Словно те сорняки.

Налетали татары ли
Лютой смертью в седле —
Царь с князьями-боярами
Хоронился в Кремле.

Чтоб со стен белокаменных
Наблюдать, как горят
Городские окраины,
Слобода да посад.

Но чуть пепел рассеется
И отхлынет номад,
Воскресал вроде Феникса
Разоренный посад.

Сквозь кострища, проплешины,
Толщу снега и льда
Пробивались, сердешные,
Как в саду лебеда.

Крыши дранкою крыли,
Расцепляли вагоны.
Наполняли бутыли
Голубым самогоном.

Вешали занавески
Не бедней городских,
Громыхали железками
В небольших мастерских.

В огородах потели,
Запасали компот,
Пропивали в неделю,
Что скопили за год.

Чтили батьку усатого
И, как камень ко дну,
Уходили солдатами
На любую войну.

На Страстной яйца красили,
Чтоб держаться корней,
Отмечали все праздники
Девять дней, сорок дней…

И под пенье метели
У заклеенной рамы
Телевизор смотрели
Долгими вечерами.

Здесь любили подраться.
Ловко били под дых.
На субботние танцы
Не пускали чужих.

Здесь в глухих подворотнях
Набирали ребят,
Кого – в Черную сотню,
Кого – в красный Джихад.

Славить мудрость начальства,
Разгонять гей-парад,
Ты на все ведь согласна,
Слобода да посад.

Пели песни кабацкие,
Рвали воротники
Слободские, посадские
Вы мои земляки.

Помню комнатку спальную,
Где ковер на стене,
Шкафчик с плошкой хрустальною,
Ветка вишни в окне.

Детский взгляд из-под челочки
Насторожен и смел,
И три книжки на полочке
Серии «ЖЗЛ».

В синей стираной маечке
И в спортивных штанах
Вот сижу я на лавочке,
С мятой «Примой» в зубах.

От летящего времени
Безнадежно отстав,
Я глазами похмельными
Провожаю состав.

Сам воздух над ночными клубами,
Билингвами и Пирогами
Пропах насквозь словами грубыми,
Дешевой водкой и стихами.

Пройдя сквозь металлоискатели,
Сквозь дресс-контроли и фейс-коды,
Здесь до утра стихослагатели
Вино глотают, словно воду.

Сидит здесь тесная компания,
Звенят стаканчики пустые,
Здесь торжествует наркомания,
Вовсю цветет педерастия.

Здесь все поруганы идеи,
Как стриптизерши под шестом.
Здесь мы, как в джунглях орхидеи,
Бледнеем в сумраке густом.

Здесь, обкурясь марихуаною,
Читая всякую хуйню,
Мы со своими Жак Лаканами
Давно прогнили на корню.

И я, бессильный и продажный,
С кругами синими у глаз,
Сижу в тусовке эпатажной,
Как будто тоже пидарас.

Где молодость моя пропащая?
Зазря растраченные силы?
Лишь пальцы тонкие, дрожащие
Ласкают рюмочку текилы.

Так предаваясь мастурбации,
Гляжусь в постылое вино.
Нет, никакой не мозг мы нации,
А натуральное говно.

И каждый вечер, ближе к полночи,
Чуть начинается приход,
Эльфийский плащ, как зайчик солнечный,
В тяжелом мареве плывет.

Пройдя меж женщинами падшими,
Всегда без спутников, одна,
Студентка из движенья «Наши»
Садится скромно у окна.

Она чиста по самой сути,
Не ищет истину в вине,
И образ президента Путина
На стройной девичьей спине.

Сидит и кутается зябко
У негодяев на виду
В светящуюся плащ-палатку,
Как ангел в Дантовом аду.