Валерий Королюк - Избранное-1. Итого: из разных книг за четверть века

Неромантическое время,
Пора практических забот.
Заброшены труба и стремя
И даже Флот
Давно не тот.
Рассвет не будоражит – будит.
Наивность – вызывает смех
(Всяк по себе другого судит,
Мол, общий грех:
«В пушку – у всех…»).
А песни? Песни! – в даль когда-то
Вели и звали: поспеши! —
Единообразны, как солдаты:
И хороши,
Да – без души.
…
Решив, что все – само – иначе
Пойдет,
Немного поворчит,
Потрет синяк да чуть поплачет
Илья,
В ночи
Упав с печи.

Только очень сильные
бороться
смеют с этой лунностью густой.
Слабый свет, истаявши, вольется,
канет
в сизый небосвод пустой.
Сильных
можешь перечесть по пальцам:
строгим одиночеством полны,
«умники», мечтатели, скитальцы —
дерзко
протыкают слизь луны!
Не смирясь, не жалуясь, не ноя,
не кидаясь в слезы от обид, —
видишь? – светят.
Светят! – над тобою.
Что же ты?!

Не слышит.
Крепко спит.

Клочья копоти носит
ветер тихий, весенний,
по дорогам раскисшим
отползает орда…
Этой своре звериной – никакого спасенья, —
только месть,
только гибель,
только смерть —
навсегда!

…Жесткой желтой травой, из сугроба торчащей,
этой горькой травою, истыкавшей снег,
в вашу память ворвётся злая ненависть наша,
долгий вой полонянок, визг угрюмых телег,
вас разбудит урчанье дымящейся крови,
клёкот сабель голодных в бессильном бою,
и отчаянье жаркой, напрасной погони,
и звенящая мука
за землю свою.

Знаем: бой будет кратким (редеет дружина),
но иначе – не можем.
Не можем! —
когда
там,
на РУССКИХ просторах,
там, вдали – черным дымом…
там, в дали – не кострища! —
города,
города…

Вот опять – все эта же морока:
чай, веранда, вечер, болтовня…

За окном на дереве сорока
повторяет, кажется, меня —
трескотней, верченьем беспокойным
аккуратно-гладкой головы:
– Тра-та-та…
чтоб жизнь прожить достойно.
– Тре-те-те…
такие же, как вы.
– Три-ти-ти…
мы все – слепые дети
в крепко сжатом, жестком кулаке.

Споры-разговоры на рассвете
ветерок уносит по реке…

– Зыбко все, расплывчато, примерно;
нужно видеть цель – наверняка.
– Главное – избавиться от скверны!
– Вам подлить горячего чайка?
Подложить вареньица? Печенья?
– Нет, спасибо, я – по горло сыт!..
То же здесь сорочичье верченье,
тот же осторожный глаз блестит,
так же каждый нервно, суетливо
интерес выказывает свой.

…А река течет неторопливо,
Облака плывут над головой.

Я из этой дряни и из этой грязи
славный и добротный, чистый
стих пошью.

Сразу не получится – переделать разве
долго? Раз! И – наново – молодость свою.
Чтобы стало – ветренно,
чтобы стало лиственно,
чтобы в даль далекую мчались поезда,
чтобы можно было бы (ну, хотя бы – мыслями,
легкими и светлыми) убежать туда,
все невзгоды – вытрясти,
все обиды – вынести,
песню недопетую – передать друзьям,
жизнь прожить – красивую, чистую —
без примесей

и без этой дряни с грязью
по краям!

Не блага
матерьяльные,
не
сытой жизни рай,
а – нам! – дорога
дальняя,
воли каравай,
чистый и студёный
глубокий
ковш небес,
берёзовые звоны,
озёрный плеск,
соль седьмого пота,
земная твердь,
добрая работа
да – короткая – смерть.

Вот она и проверена,
наша большая любовь:
поле – шагами – меряно,
не перемеришь вновь.

Вот она и испытана,
наша земная страсть:
вытоптана копытами —
негде зерну упасть.

Пусто, черно и голо.
Зубы сожми, но держись!
…Крохотное это поле —
долгая наша жизнь.

Я не верю, что все изменится.
Я не верю, что будет тепло.

Видишь? – Снова возле поленницы
Вьюгой дикий сугроб намело.
Снова снег за окошком мечется,
От него даже ночь – бела.
Задувает, под самую лестницу
Загоняя остатки тепла.
Стены все – как в побелке – в инее.
Вьюга стонет в кирпичной трубе.
Ей из печки огонь не выманить,
Как из сердца – тоску по тебе.
Ком обид давно перемолот,
Ни к чему нам теперь слова…
Разгоняя собачий холод,
В печке дружно трещат дрова.
Вьюга, словно голодная пленница,
Из трубы завывает зло.

…Все равно ничего не изменится,
Даже если и станет тепло.

Я тебя – обреченно и бережно,
Чтобы в памяти все сохранить —
Отпускаю к чужому берегу,
Продолжаю – жалеть и любить,

Продолжаю на что-то надеяться,
Жду, тихонько дверь отворив.
Отзывается звоном в сердце
Звук шагов – увы! – не твоих.

Холодком из-под двери тянет,
Разгоняя табачный чад.
«Никогда весна не настанет!» —
На снегу вороны кричат, —

«Никогда не спадут морозы,
Никогда не вернуть мечту,
Не согреться душою – возле…»
Грай вороний летит в высоту,

Отразившись от сопок синих,
Он лавиной рушится вниз:
«Нет покоя тебе отныне —
Плачь, юродствуй или молись!..»

Темное окно станет – светлым,
Стоит выключателем щелкнуть.

За окном опять – холодное лето,
За окном – ленивый вечер
И долгий,
За окном моим – угрюмое небо
Низко так нависло
И давит…
Что же мне теперь с собой делать?
Кто тебе теперь цветы дарит?
Кто тебя сейчас до дома проводит
И застынет
У закрытой калитки?

…За окном моим, опять – к непогоде,
Океан вздыхает – Тихий, Великий.

Осень – не осень, зима – не зима:
Мереть и стынь, непокой и хвороба…

Ты бы сейчас подивилась сама
Злому лентяю отчаянной пробы,
Ты бы, наверно, сумела понять
(Легче, вернее понять – в одночасье),
Как это больно – надежду терять,
Веру
В обещанный краешек счастья.
Как не хватает нам в этой судьбе
И доброты, и тепла, и покоя!
Что бы такое – на память тебе…
Что бы на память оставить такое?
Что же, прощаясь, от сердца отнять?
Чем отплатиться – мечтой или раной?