Диана Галли - Посвящение Воробьёнку

Предаю себя в Божью милость,

Что бы ни было, ни случилось.

Слышишь, брат, это я тоскую

По тебе в стороне иной.

На ладони твой дых почуяв,

Тихо спрашиваю: «Живой?»

Но молчит полусумрак здешний.

Ты не вырвешься из куста.

И не кинешься бить потешно

Влажной пастью в мои уста.

2003

Если каждую ночь, что мы были вдвоём, написать на холсте,

То окажется, мы были путники собственных тел.

Мы искали в ладонях себя. На губах в темноте

Каждый в небыль ушедший закат до конца прогорел.

На ресницах рождался рассвет, на губах тишина.

В зове плоти звучала мелодия старых дорог.

Каждый раз поутру прорастали из вещего сна.

И к началу начал подводил этот странный урок.

Мир не вечен. Однажды проснувшись, мы были слабы.

Предрассудков и домыслов злая рука развела.

Перед гордым лицом лживой суки с обличьем судьбы

Мы ушли в никуда, мы сбежали в чужие дела.

Только тело тоскует, мой горький побитый сосуд.

В нём прокисло вино: ни для пира, ни для алтаря.

Но тебя мои слабые руки по-прежнему ждут.

И ключица, струною натянута, кличет тебя.

Если каждая ночь – ожидание сонных снегов.

Если каждый рассвет – возвращение в небытиё,

Расскажи всё заранее: как мне ходить по земле,

Если радости нет и безвременье в сердце моём.

2003

Полночь близится, нет прощенья

Недосказанному в ночи.

Безрассудное сновиденье,

Словно память моя, горчит.

Полночь близится. Боль острее –

Лунным лезвием по груди.

И знакомо сползла по шее

Бечева темноты. Уйти

В полночь близкую ластить очи

Пустоте и безлюдью трасс.

Выдох выстрела не короче.

Может, всё-таки в этот раз?

Полночь близится. Полнолунье.

Истекла до конца душа.

Вот и кончено всё. Фортуна

Стала пятиться не дыша.

2004

***

Половинку яблока – тишине,

Половинку яблока – про запас.

Двадцать лет назад вспомнил обо мне

Чей-то мудрый Бог и повёл рассказ.

Рассказал о стуже, тепля едва

Огоньки архангельских деревень.

И поведал басенку тополям

На другом краю у морских дверей.

И на вёрсты брошенною петлёй

Жизнь моя легла между книг и трав.

Среднерусский город, что уберёг

Мою сказку в сломанных позвонках.

И лежала память на паперти,

У людской немилости под рукой.

И таилось главное впереди.

И кипело чёрное варево.

Половинку яблока – тишине,

Половинку яблока – впрок таи.

Десять лет назад обещали мне

Годы тихоструйные для любви.

А они сорвались плетьми коню,

А они пропахли отравой слов.

И пропить невмочь то, что не спою,

Распугала грёзы моя любовь.

Половинку яблока – впрок таи.

Половинку яблока – про запас.

Двадцать лет назад Бог повёл рассказ –

Так и катит яблоком меж людьми.

2004

***

Три долгих месяца весны

Не подарили воскресенья.

Они текли, обречены

На бесполезное круженье.

Дом промерзал до немоты,

И окна в нём заиндевели.

И ощущение беды

Сочилось из-под чёрной двери.

Ползли по стенам голоса

И тихим звоном осыпались.

В жару и дождь по адресам,

Замёрзнув, гости разбредались.

И только осень посошок

Присела выпить вместе с летом,

В том доме вспыхнул костерок -

Крыло кленового букета.

2004

***

Сомкнула тишина клыки

На горле золотого леса.

И гордо вспыхнули зрачки

Костров у изголовья песен.

Пропахли хмелем имена,

Рассеявшихся по палаткам.

И горьким чаем ночь полна.

Друзья, вы спите сладко – сладко.

Пусть начинает разговор

Пронизанный сияньем ветер.

Он просит ласки у озёр,

От безответности их светел.

И я, последний часовой.

У тишины прошу напиться.

И всё пытаюсь за судьбой

Успеть перевернуть страницу.

(17.11.04)

***

Над парком, над старым Измайловским парком

Кружи и кружи, моя синяя память.

Той школьной тетрадкой, заветной тетрадкой

С обрывками счастья и запахом мамы.

А если дожди зазвенят, засмеются,

Читая листву и страницы листая,

Не смогут ни строчки, ни слова исправить.

Кружи и кружи, и кружи, засыпая.

2005

***

И жизнь не удалась,

И смерть не удаётся.

Но держит на плаву

Забытое давно.

Какая рядом мразь!

Уж то-то посмеётся,

Что не переживу.

Не вынесу всего.

Так проще быть шутом,

И корчить злые рожи.

Лупить того, кто слаб,

По худенькой спине.

Но мне не повезло,

И рассмешить не может

Унылая судьба,

Доставшаяся мне.

И жизнь не удалась,

И смерть не удаётся.

И держит на плаву

Забытое тепло.

И снова по утрам

Московские колодцы

Я вижу. И живу.

Да всем чертям назло!

2005

***

Осталось ловить набежавшую пену,

Наотмашь проклятьями бить.

Смолить обещаньями, пить за измену,

Трепать ветошь старых обид.

И, прячась в сознание собственной силы,

Отсеять сомнения тем,

Что проигрыш равен победе над миром

И нет никаких перемен.

2005

***

Погребальный костёр уходящего года.

В чёрных жилах ветвей догорает сознанье.

И на выдохе воздух дымится: «Свобода…»

А на вдохе почудится вдруг обещанье.

Шаг – скольженье, смещенье, смешение красок

От кровавых до сладко-янтарных потоков.

Напряженные ветви болеют проказой,

И дыханье тягучее так одиноко.

Погребальный костёр уходящего года,

Искупленье грехов и тщета ожиданья.

Пусть на воздухе выдох дымится – свобода.

Пусть на вдохе почудится мне обещанье.

2005

***

Не осталось ничего:

В доме кончилась любовь,

Будет.

И на окрик:

– Кто живой?

Захрипел водопровод:

– Люди…

Засветился, задрожал

Синим пламенем

Цветок газа.

Темень стынет по углам.

И тринадцать лет пусты –

Сглазил.

Темень стынет по углам.

В дом собачьи со двора

Очи.

Закрути на кухне кран.

Пей до позднего утра

Молча.

2006

*** памяти Миши Теущакова

Упрямо тянет поводок

Взбесившееся время.

И мы всё дальше от людей.

Всё ближе суета.

Уже не помним – для чего

Мы пили вместе с тем,

Кто был подлец и лицедей,

Но с нами пел тогда.

Не угадать – кто друг, кто враг,

Кто притворился честным.

И женщины прощают зло

Вчерашним палачам.