Диана Галли - Посвящение Воробьёнку

Боль свою приемлю.

– Тише, тише ты,

Будет, будет! С кем ты?

Отступись, отринь,

Отойди от мира.

Вот вскипает дым

Над приютом сирым.

Эта боль смешна

И не стоит слова.

В поле не одна.

– Отче, я готова!

30.06.05

*** Мэо

Рвануть дверь тамбура –

Слепит от ветра.

И жаль, что знака нет

На километре.

Да я бы вышел прочь

И поезд скорый.

Но там осталась дочь.

И сонный город.

Да я бы вышел прочь!

Но у рассвета

Стрельнёт зверёныш милый

Сигарету.

Он будет ждать,

Чуть слышно напевая.

А я женат!

Зверёныш-то не знает!

Мне тридцать третий год,

Не хватит силы.

Чего зверёнок ждёт?

Он любит, милый.

Захлопну дверь,

В купе вернусь, довольно.

Там, на вокзале – зверь,

Ему же больно!

июнь 2005

***

Вот и встретились два клинка:

Скрамасакс и двуручный меч.

Пересвет с Челубеем так

Начинали когда-то сечь.

Полумесяца серп мерк,

Православный крест вис нем.

И промеж всего – ты с кем?

И над всем этим – зачем?

Паволоку веков прочь,

Просыпаюсь, и явь зла:

Я обоих сторон дочь,

Я Непрядвою притекла.

Слева – барс и тугой лук,

Справа – крест и стальной меч.

Слева – ханский огонь вдруг,

Справа – Божья звучит речь.

Чья душа у меня? Чья?

Дочь восточного ли царя?

И зачем я теперь, зачем?

Православныя дщерь есмь.

***

Жду письма из Рязани.

Так ждут только тех, кто вернётся,

Кто уже позвонил

И сказал, что пешком доберётся.

Кто, ночным фонарям улыбаясь,

Куря на ходу,

Ключ в кармане сжимает,

Себя подгоняет: Иду!

Жду письма из Рязани.

От белого хмурого чуда.

Где машины сигналят,

А птицы молчат почему-то.

Где сильнее вдохнёшь

И уже оторвался, летишь.

Где улыбчивый дождь

Обнимает и шепчет: «Малыш…»

Жду письма из Рязани,

Свет клином сошёлся – под сердце.

Поезд вне расписаний,

Отмена. И некуда деться.

И осталась лишь песня одна:

Дождь, стучащий в оконце.

Жду письма. Лишь письма.

Напиши мне, что выглянет солнце.

***

Что ты ластишься к слову, нежить,

Бельма глаз своих наклоня?

И зачем теперь душу нежит,

То, что сгинуло для меня?

Словно брошена, словно проклята,

Словно тленом очи подёрнуты.

Словно прожито оно, горькое,

Еле теплится Слово Горнее.

А под утро выкину гитары труп.

Мертворожденная. Пустозвонная.

И сорвётся крест с колокольни груб –

Две руки, две ноги. Масть червонная…

*** А. Ефремову

Странный город – сплетение улочек древних.

Никого, с кем бы чашу воды разделить.

Где оконца – глаза Несмеяны-Царевны,

А проулки – автограф: «Тоска, извини».

У салатовых стен, где читаешь «Голутвин»,

На углу – водосточной трубы жадный рот.

Здесь начало пути, только бес ли попутал?

Вкруг трубы водосточной – мой круговорот.

Здесь прощалась когда-то с воронежским парнем,

Неизвестно зачем приезжавшим ко мне.

И, подумать, помыслить – совсем уж недавно

Здесь пытался проститься воронежский снег.

Он глаза прикрывал капитанской фуражкой

И прощался, а я не смогла повернуть

И поехала дальше, учитель мой, Сашка!

В добрый путь, – повторяю себе, – добрый путь!

март 2006

*** памяти Александра Попкова

Всё чаще вспоминаю старика,

Любимого и славного актёра.

Почудилось: ему в дорогу скоро,

И жаль, что не успею до звонка.

Качнётся, поплывёт его вагон.

Там в окнах свет, там слишком много света.

И не купить в его купе билета.

Он сам не покупал билет – закон.

Там проводник безмолвно подойдёт.

И чаю не предложит. Улыбнётся.

И будет звонко скатываться солнце

Вчерашнею монеткою забот.

И будет тень состава над землёй,

Косой стрелой, чертой, после которой

Актёр сойдёт на станции «Покой».

Почудилось – ему в дорогу скоро.

2006

***

Когда-нибудь утром вокзальную площадь осветит

Лучистым проснувшимся голосом птаха слепая.

И выпадет в руки того, кто улыбчиво встретит.

И будет смеяться, и будет смолкать, замирая.

А конь, осторожно ступая, свезёт их на берег,

Туда, где друзья разложили палатки и песни.

И город послушно раскроет навстречу все двери,

Чтоб не было больно и грустно, и не было тесно.

Ветра со стола посшибают под утро стаканы,

И лучшие песни подарены будут, и строки.

Присядут на берег и будут молчать об Афгане.

И слушая море, забудут, что всё ж одиноки.

И служба, и дружба, и годы, и дальние тропы.

И те рубежи, на которых свой выбор вершили.

Всё это – дорога, всё это даётся от Бога.

И живы пока, поживем, коль до встречи дожили.

Покатится время монеткой по плахе причала.

У птахи взлохмачены перья – душа нараспашку.

Когда-нибудь утро прольётся из чаши вокзала.

И хочется верить, что это случится однажды.

***

Колокольная чаша зовёт меня с юго-востока,

И звенят в предвкушенье полёта мои позвонки.

Но не тяжек рюкзак и гитара, что с правого бока.

И не тяжки уже предрассветные сны и стихи.

Распахнусь на ветру и припомню, что было так горько

Ровно месяц назад выходить на далёкий маршрут:

Тучи в небе толпились, клыкастые книжные орки,

Лишь товарищ тогда выручал, говорил: «Подвезут!»

Круговерть, круговерть закружила, разбила о берег.

Искушение, морок, сомненье – плевали в глаза.

А когда мы шагнули на землю в Тулонской аллее –

Начиналось иное, и кончилась злая гроза.

Я полжизни без моря жила, бестолково воюя,

За пределы рассудка кидаясь в похмельном бреду.

Только что мне теперь – от звезды до звезды я кочую,

От себя до себя настоящей упрямо иду.

Разделив пиалу, дописать непокорную песню,

На узбекском смеяться, на русском привычно молчать.

Осознав, наконец, что «сиротство» – когда тебе нечем,

Да и не для кого всё на свете сначала начать.

2006

Я разбился, пытаясь пробиться сквозь облака.

Тупо смахивал кровь с губы, целовал закат.

Просто август закончен, и время сошло на нет.

Право на осужденье, прощение. Весь ответ.

У гитары на левом скате – горит звезда.

Мы когда-то были богами. Теперь не так.

И подохнуть с тоски – единственный шаг вперёд.

Говорили, но как поверить, что всё пройдёт?

Всех простил – обрастая шерстью, ковал замки.