Дмитрий Гринберг - Сартр

Любить тебя и не касаться,
любить тебя и не бояться,
что ты уйдешь.

На что даны врата тебе,
в тот мир, куда твой дух, как каменная глыба,
не проник.
Твой рот без смысла существует —
не больше, чем разорванная рана.
Твои глаза – жемчужины, поблекшие от тишины.
И уши вырыты в тебе, как урны.
Но боли нет в тебе.
И правды нет в тебе.

Твое молчание так грубо,
как осенний ветер.
Твое молчание волнует,
и превращает в пепел.

Душа земная жаждет наслажденья,
Дыша парами восхищенья,
Она готова все стерпеть,
И даже смерть свою, и униженья,
Чтоб на мгновенье улететь
Высоко, к облаку забвенья,
Где слишком сладко утешенье,
А после – тихо умереть.

Он синими лучами пишет ад нездешний,
И он безумен —
Скажет кто-то грешный.
И с рук его снисходит кисти пламя,
И демонов его рождает снова память.
Ведь что ему до нас? Мы словно племя.
Не можем день прожить, святому слову внемля.
Иначе мир обрушится, и содрогнемся сами
От сил ума, и силы зародившегося сердца.
Но под нависшими над нами небесами,
Где нет добру, и жизни нету места,
На плоской, и обманчивой земле,
Где испокон веков заведено совсем иное —
Красиво жить, купаясь в гное и во мгле —
Я говорю: я не могу любить земное,
Мне слишком больно на земле.

Я обучен азам молчанья,
Тебя не огорчит немая речь.
Но дай мне руку состраданья,
Дабы тебя мне уберечь
От помыслов изгнанья —
Ведь я умру без твоих плеч.

Она – само добро. Она – само смятенье.
Она и жизнь вливает,
и её
от горя тут же выпивает.

Она мне раскрывает мир в одно мгновенье.
И боль его, как упоенье
для неё.
И как отрава упоенье это.

Она была близка. Она была во мне,
как сердце, что дышало.

И я сказал ей: говори!
Люблю, когда ты бьешься —
я живу!
И оттого
она навеки замолчала…

Я так тебя любил, что мне любовь
Лишь боль одну давала.
А ты смеялась
вновь и вновь,
И о моей любви не знала.

Я знал,
что всё в тебе заключено!
И бредил я
одной тобою,
И всё в тебе я видел —
свет и боль.
И нá небе ты стала мне звездою!

И стал тогда один,
и стал пустой,
И прикоснуться я не мог,
а только видел,
Как ты танцуешь в небе надо мной!
И от любви
тебя возненавидел…

Скажи мне, Михаил, зачем ты делал это?
Что двигало тобой?
Разве не знал, что стал рабом изгнанника с небес?
Что из немногих он увидел в тебе силу,
С которой может человек запечатлеть
Момент падение с небес на землю.
Скажи, скажи, тебе я внемлю!
Расплата же была с тобой сурова!
Он отнял сына, разум отнял и глаза.
И он видения тебе послал с былых веков,
Как горькую награду за усердную работу.
Ну, а когда ушел ты в мир иной,
Себя убила и жена твоя, что раньше пела.
Пришла она к тебе без тела.

Что видел я в тебе – того не стало.
Осталась боль от пониманья, – все прошло.
И сердце девичье устало.
Мне жаль его, но все прошло.

Покорись весне. Своей глупости.
Покорись иллюзиям,
Обманом наслаждайся.
Всё это тебе к лицу.
Это твоё одеяло,
Твой маленький, уютный домик.

Не буди во мне мягкость, иначе мне станет больно.

Ради пробуждения с тобой
я готов терпеть многое,
даже саму тебя.

В тебе спасенья нет.
В тебе и смерти нет.
И воли нет в тебе.
И слабости, должно быть, нету.
А есть в тебе такое,
Чего в себе не замечал я.
И ты не хуже и не лучше, чем ты есть.
Но ты – одна. И в этом счастье,
И в этом крест.

Что хочешь ты от нас,
Дух лени?
Когда зимой уж свет погас,
И подползают близко тени —
От холода дрожат колени.

И мы спешим в свою кровать,
Где нежимся под одеялом мы, и нас
Одолевают мысли, праздные подчас.
То угрызенья совести терзают,
То ангелы вверху летают.
И все мы жаждем забывать,
И сил хватает только засыпать…

Мы будем удивлены, и спасены,
Свободны.
Но только не сейчас.

Она как-то раз себя неважно чувствовала,
И я пришел к ней.
Она сказала: «Спасибо, что ты пришел.
Я ждала тебя. Мне теперь станет легче.»
Я понимал о чем она, ведь я тоже
Хотел бы видеть перед собой
Человека, которого люблю.

Однажды я увидел радугу.
Она выходила прямо из воды у меня перед ногами.
И мне страшно захотелось ступить на нее.
Я представил своё путешествие к небу.
Но когда я сделал шаг вперед – она исчезла.

Гнутся листья,
Гнутся люди,
Гнутся ветви,
Все поверженное тобой померкнет,