Дмитрий Гринберг - Песнь Заире

Как ты посмела подойти!
Своей меня улыбкою пленять,
Коль знаешь, что не сходятся пути,
И что сердца с годами не разнять.

Коварный путь меня прельщает.
Я только что простился
С одной, что сердце вынула моё,
И облепивши грязью мне вернуть решила.
Теперь ее я вижу тень,
Похожую во всем. Возможно, лучше и умней,
Но если ждет исход такой же —
Ступлю ли я на скользкий путь,
Чтобы упасть повторно,
Или сумею устоять и каяться, спустя года.
И думать: проворонил счастье я свое однажды.
О, как же быть! Откуда знать, куда пойти,
Чтоб не висел топор над головой моею острый,
Чтобы в глаза я посмотрел и полюбить я смел,
Не опасаясь казни!
Но мнится мне, что мой удел мне ясен —
Идти на зов Сирен.
И такова моя судьба.
Ищу я рай,
Найду ли гибель?

Я забывал тебя годами,
Теперь дождаться не могу.
Как странен мир, но временами
Красив и след твой на снегу.

Его оставишь безнадежно
Своей обутою ногой.
Я погляжу и осторожно
Шепну во след: «Побудь со мной!».

Но не услышишь ты признанья,
Ты так легка и далека,
Что не услышу на прощанье
Твоё безмолвное: пока.

Что-то сердце твое избитое
Только мается взаперти.
Ты всеми давно забытая,
Счастье хочешь обрести.

Но день на день всегда похожие
Не дадут ничего опять.
Ты и он – навсегда прохожие.
Переосмыслить, но не понять.

И висит пальтишко новое,
И платьице висит.
Только сердце больно-горькое
За все благодарит:

«И за день спасибо новенький,
И за ночь в моем аду.
Ты был всегда суровенький,
Незаметно пропаду.

Что ты будешь делать? Маяться?
Зачем дешевая игра?
Я буду страшно каяться,
За то, что померла».

И убийцы нет нежнее,
И опасней,
чем твое
Родное сердце,
что чернее
Бездонной нефти
острие.

Петрарка имя мне.
Венок и слава – всё его,
Но имя мне – Петрарка.
Я заточен в гробницу дней,
На щель, дающую мне свет,
Тяжеловесный камень водрузили,
И свет поник, как никнет тень
В часы рассвета.
И только трели соловья
Напоминают мне о жизни,
О той, где много тьмы,
Цветов, воды в ручьях,
Вопросов без ответа,
И женщин у стены,
И солнца на плечах,
И что-то
Вроде света.

Нет ничего лучше кислоты,
Которую она выплевывает,
Пока говорит она своим грязным
Языком. Это лучшее, что она может дать,
Это лучшее лекарство от нее.

…Не знаю я,
какой сегодня день,
Мне все равно,
какое время года.
Твою ищу я на пороге тень,
Но нужной нет,
ненужных – много!

И голос твой
в ушах еще звенит!
Ему ответить
мне всегда хотелось.
Но голос мой среди бетонных плит
Находит лишь тоску,
тоску и серость.

Теперь ничто нас больше не роднит,
Нам повстречался этот мнимый Кесарь,
Которому единое делить
Привычно
в личных интересах.

Язык солнца облизал меня сегодня,
Как котенка. И мыслями я очутился
На диком пляже. Моя жена
В моих руках купалась.
Она смеялась, убегая к берегу,
Чтобы согреться.
Чтобы согреться она бежала
Гораздо дальше
Дозволенного.
Пару месяцев спустя.
И наступило время
Моих стихов. Тисков и горькой водки,
Огня, и льда под снегом.
И смех звучал теперь
Лишь, как прощанье.
Тогда прощай! Разве хотела ты
Стареть, сжимая эту руку?
Теперь я помещен туда,
Где каждый шаг, любое слово —
Немыслимый есть грех.
И не уйти отсюда.
Теперь пришла другая —
Ненавидящая мужа,
Как ты меня
Еще вчера,
Или сегодня.
Она оставит всех,
Всю семью свою оставит,
И кровь свою оставит,
Ей она не рада.
А рада только мне,
Тому, кто холоден, как часть горы,
Тому кто не придет
В минуты горя,
Чтобы утешить.
Не скажет слишком много,
Или мягко,
Что так мертвы мы стали,
Как камни под водою,
Как камни на земле.
Или как северная туча.

Алмаз в руке своей держи,
Лелей его – зеницу ока.
Едва ли мы с тобою миражи!
Но нам бессмертие дано до срока…
А дальше поплывем в течении потока.

Как много звезд в тебе таится,
Но мне не дашь ты ни одной.
…Так я вздыхаю над волной!
И знаю – в грудь мою она вонзится.
Разломит мне ее так нежно,
И словно хлеб размокну в ней!
Живым останусь для людей,
Если умру душою прежней,
Как ты – о, мера всех вещей!

Я – слон к тебе иду, горящий.
Прими мою раскрытую тоску.
Я словно принц, к полудню спящий,
Я словно кит без моря, без тебя,
На берегу.

Треть звёзд на землю пала,
И ярче всех обрушен я.
Душа моя не знала,
Что так любить себя нельзя.

Но красотой я мир наполнил,
И приказал её одну
Любить, как те ладони,
Что мной пробиты в тишину.

Я не хотел бы эту пролистнуть
Протертую, уставшую страницу.
Она всю жизнь со мной и чуть
Не пролетела следом за границу.

Границу столь пустого бытия,
Что баночка покажется вселенной.
Пустая баночка, где ты и я
Остались навсегда, почти мгновенно.

Плита оставила себе тепло,
Диван себе его оставил.
О, им так много повезло,
Что им до наших правил?

Ступай сюда, вернись в свой дом,
Мы врозь с тобой стареем.
Ступай сюда, все станет сном,
И мы объятьями коснемся, как умеем.

О музыка играет,
И стрелки время искажают.
Пространство мучает без боли,
И прошлое нельзя не ворошить,
На фотографиях я стар и недоволен.
Мне нечего, наверное, делить
Не потому, что нечего отдать,
А потому, что некого просить.