Array Сборник - Самому себе не лгите. Том 4

То ли птица кричит в ночи,
То ль котенок плачет от боли…
Город спит за окном, он молчит,
Современный, почти мегаполис.

Но и в сонную эту тишь,
Как в давно забытую повесть,
Вдруг вплетаются звуки. Услышь!
Бродит чья-то бессонная совесть.

Ты и сам, проснувшись порой,
Ощущаешь в сердце тревогу.
Чей там голос? Нет, вроде не мой.
Значит, рано ногами к порогу.

А если я себя предам,
Дай Бог понять мне это,
Чтоб наказал себя я сам —
С самим собой вендетта.

Я стану кровник сам себе
И, не потупив взгляда,
Смирюсь, воздав хвалу судьбе,
Не попрося пощады.

Если мамы нет, и давно,
Убаюкай меня ты, окно.
Чтобы снились мне добрые сны,
Я сотру запятую луны.
Пусть, хотя и прошло много лет,
Звезды вручат мне в сказку билет,
И по небу, как в море, я вплавь,
Спутав сказку и серую явь,
До волшебного острова сна
Доплыву под присмотром окна.
…Одеяло свернулось слегка,
Но поправила мамы рука.

– Страждущий-жаждущий, что тебе надо?
– Мне бы напиться, добравшись до ада.
Я не жалею о райских тех кущах,
Что обещал ты мне, Всемогущий.
Пусть бы сказал мне кто-то однажды:
«Мертвые тоже страдают от жажды».
Я никогда не поверил бы в это,
Счел бы придумкой хмельного поэта.
И хоть не чувствую жара огня,
Жажда уже одолела меня.
– Райские кущи, блаженство в астрале —
Это я всем обещаю вначале,
Но изучил я людскую натуру:
Каждый стремится попасть туда сдуру,
Лучше при жизни чтоб сразу и все,
Этих я сразу от рая отсек.
Также и тех, кто молился упорно,
Но уличен был в актерстве позорном,
Кто без запинки молитвы читал —
Заповедь знал, но не выполнял.
Коль о тебе речь, так просто все это:
Тот, кто шагает стезею поэта,
В рай он не может попасть априори —
Он со Всевышним в стихах своих спорит.

Зацветет полянка земляничная
Белым цветом нежных лепестков.
У меня была такая личная
Среди молодых тогда еще лесков.

К ней стремился не за сладкой ягодой,
Не с лукошком, не с ведерком я,
Лес казался мне зеленой пагодой,
А полянки – местом очищения.

Там они – не барышни кисейные,
В листиках узорных близ земли,
Под лучами солнышка весенними
Вдруг невестами лесными расцвели.

Я искал полянки незаметные
Посреди деревьев и кустов,
Находил, ловил мгновенья светлые,
Убежав от серых будничных часов.

Ведь потом, когда поспеют ягоды,
Грянут земляничные бои,
И базаром обернутся пагоды,
И полянки эти станут не мои.

Зеленый богомол на ветке у дороги.
Он – не кузнечик, он другой.
Всегда боец, а вот сегодня – вид убогий,
Измученный, не рвется в бой.
Не потому, что он такой трусливый,
По жизни – он везде, всегда брюсливый.
Но верую, что есть и в нем душа,
Ей не выкидывать сегодня антраша,
Страдает: он остался без подруги.
Никто не помнит старые заслуги,
Как он старался, рисковал собой,
С другими шел из-за нее на бой.
В боях истратился, уже устал —
Освободи другому пьедестал.
Я снял его с той придорожной ветки —
Не для внучат, не для домашней клетки —
И в сень деревьев, где кусты погуще,
Отнес, оставил в зелени растущей.

Жизнь прошла без смокинга и фрака,
В джинсах, майках, даже в неглиже.
Умерли и кошки, и собака,
Новых я не заведу уже.
Покидаю мир я без одежды
И без шанса повторить все вновь,
Оставляя хрупкие надежды,
Что в итоге победит любовь.
В это так мне хочется поверить,
Даже через горечь на губах:
Пронесясь сквозь бури и потери,
Мир не сгинет в дантовых кругах.

Я камин бы разжег – нет камина,
Я бы выпил – так бросил уж пить.
Как там было в стихе том старинном?
«Хорошо бы собаку купить…»

Есть собаки, аж две, есть и кошки,
Может, жив я, спасибо зверью,
Только тем, что хлебные крошки
Прямо с рук моих птицы клюют.

В комнате не пишутся стихи,
Пишутся у ветра на коленях.
На сухих березовых поленьях
Чертиками пляшут огоньки.
Мне пока еще не много лет,
И не раскрутилась жизни лента,
Спят друзья в палатках из брезента
После песен, пива и котлет.
И, не зная, хороши они, плохи,
С лесом добрым в унисон дыша,
Без бумаги и карандаша
Сочиняю я неровные стихи.

Порой нам близкие немилы,
В них каждый жест и взгляд чужой,
Но вот дыхание могилы,
И тянемся мы к ним душой.
Дрожим над этой нитью тонкой
Со всем, что прожил, чем живешь,
Боязнью чахлого ребенка:
«Ты не оставишь, не уйдешь?»
Они добрее стали вроде…
Нет, это ты стал к ним добрей.
Мы растворяемся в природе,
И взгляд другой, и он – верней.